... Курсант лежал лицом вниз, а нависшая над воронкой круглая лепеха соснового корня отекала на него сухим песком, и, полузасыпанный, он казался мертвым. В падении Алексей оттолкнул его плечом и лег под самым корневищем.
- Больше тебе некуда, да? - ошалело, не поднимая из песка головы, заглушенно вскрикнул курсант и подвинулся на свое прежнее место. Алексей дышал часто и трудно, будто только что вынырнул из воды. - Наложил или ранен? - уже миролюбивее спросил курсант, все еще не отрывая глаз.
- М... к! - выдохнул Алексей. - Лежи тихо! Танковый десант!..
Тот одним рывком перевернулся на бок и подтянул к животу ноги. Алексей проделал то же самое, и колени его оказались прижатыми к заду, а голова - к спине курсанта. Они разом глубоко вздохнули и затихли. Все, что им слышалось, доносилось к ним не сверху, а как бы из-под земли: отрывисто-круглые выстрелы танковых пушек, гул моторов, протяжно-раскатный стон падающих деревьев, прореди автоматных очередей, и все это мешалось в единое и казалось отдаленным и неприближающимся.
"Может, это тоже пройдет... Как-нибудь пройдет и кончится", - подумал Алексей, и тут же он вспомнил и увидел роту, свой взвод, раненых, капитана Рюмина, вспомнил и увидел курсанта, к которому прижимался под этим спасительным земляным зонтом. "А ведь он дезертир!.. Он трус и изменник! - внезапно и жутко догадался Алексей, ничем еще не связывая себя с курсантом. - Там бой, а он... "
Наверху, рядом с воронкой, гремуче прокатился железный вал и послышались близкие автоматные выстрелы, голоса немцев, улюлюканье и свист. Алексей всем телом подался к курсанту, затаенно молясь корню, осыпавшемуся на него песком и глиной. Валы катились рядом, слева и справа, и, ощущая коленями тепло и дрожь тела курсанта, Алексей уже смертно ненавидел булькающее урчанье от живота, эту тесно прильнувшую к нему спину, весь его мерзкий, скрюченный облик.
- Где твоя СВТ? - свистящим шепотом спросил он курсанта.
- Тут! - к чему-то готово отозвался курсант. - И немецкий автомат тоже... А твоя?
У него опять голодно зарычал живот, и курсант еще круче выгнул спину и сказал:
- Вот же сволочь! Ему хоть бы что...
В буреломном грохоте леса неожиданно явственно - и совсем недалеко - вспыхнула раздерганная ружейная пальба и раздались крики, потом несколько раз - знакомо по учебному полигону - звучно взорвались противотанковые гранаты, и все откатилось в сторону, и Алексей обнял курсанта и затрясся в сухом истерическом плаче.
- Тихо! Цыц, в душу твою!.. - обернулся курсант и стал ловить горячими пальцами прыгающие губы Алексея. - Ты что... - Он осекся, с писком сглотнул слюну и отнял руку. - Это вы, товарищ лейтенант? Не бойтесь! Нас тут не найдут... Вот увидите! - зашептал он в глаз Алексею.
- Вставай! - крикнул Алексей. - Там... Там все гибнут, а ты... Вставай! Пошли! Ну?!
- Не надо, товарищ лейтенант! Мы ничего не сможем... Нам надо остаться живыми, слышите? Мы их, гадов, потом всех... Вот увидите!.. Мы их потом всех, как вчера ночью! - исступленно просил курсант и медленно, заклинающе нес ладонь ко рту Алексея.
Алексей ударил его в подбородок, и курсант встал на колени, упершись каской в корневище.
- Стреляй тогда! - тоже в полный голос крикнул он, и лицо его стало как бинт. - Или давай сперва я тебя! Лучше это самим, чем они нас... раненых... в плен...
И Алексей впервые понял, что смерть многолика. Курсант - Алексей видел это по его жутко косившим к переносице глазам, по готовно подавшемуся на пистолет левому плечу, по мизинцу правой руки, одиноко пытавшемуся оторвать зачем-то пуговицу на шинели, - курсант не боялся этой смерти и почти торопил ее, чтобы не встретиться с той, другой, которая была там, наверху. "Что это, страх или инстинктивное сознание пользы жертвы? - мелькнуло у Алексея. - Лучше это самим, чем они нас... раненых... в плен". "Мы их потом всех, как вчера ночью!.. "
Тогда-то и открылось Алексею его собственное поведение, и, увидя себя со стороны, он сразу же принял последнее предложение курсанта - самих себя, но еще до этого мига его мозг пронизала мысль: "А что же я сам? Я ведь об этом не думал! А может, думал, но только не запомнил того? Что сказал бы я Рюмину перед его пистолетом? То же, что этот курсант? Нет! Это было бы неправдой! Я ни о чем не думал!.. Нет, думал. О роте, о своем взводе, о нем, Рюмине... И больше всего о себе... Но о себе не я думал! То все возникало без меня, и я не хочу этого! Не хочу!.. " Веруя в смертную решимость курсанта и гася в себе чей-то безгласный вопль о спасении, Алексей выбросил руку с пистолетом и разжал пальцы. Курсант обморочно отшатнулся, но тут же схватил пистолет.
- Психический! - измученно прошептал курсант и лег.
Они лежали валетом и слышали, как над ними остановились двое и стали мочиться в обрыв воронки, под корень. Это были немцы. Они перебросились несколькими фразами, и скоро все стихло. Ушли.
Ночь была глухой и пустынной. Сквозь белесую пелену туч звезды просачивались желтыми маслеными пятнами, а по земле синим томленым чадом стлался туман, и все окружающее казалось полуверным и расплывчатым. Курсант шел в двух шагах сзади с винтовкой на правом плече и с автоматом на левом, и, оглядываясь, Алексей каждый раз встречал его радостно-смущенные глаза. Он был из третьего взвода. Фамилию его Алексей не помнил, а спрашивать не хотелось. Не хотелось ничего: ни думать, ни разговаривать, ни жить, и все свое тело Алексей ощущал как что-то постороннее и ненужное. Он был пуст, ко всему глух и невосприимчив, и он не мог прибавить или убавить шаг - ноги двигались самостоятельно, без всякого его усилия и воли. Где-то далеко справа размеренно работали тяжелые орудия. Сначала слышалось обрывистое "дон-дон", а через десять шагов впереди на краю света ворчали взрывы, и Алексей невольно забирал влево, на север.
- Так и дурак кашу съест, была бы ложка, - сказал раздумчиво курсант, прислушиваясь.
Алексей промолчал.
- Воюют-то они чем, - подождав, снова начал курсант, - минометами, пикировщиками да танками?
- Это ты кому следует скажешь, чем они воюют... А как мы с тобой воевали нынче... тоже доложишь! - озлобленно проговорил Алексей, не оборачиваясь.
- Нынче никто из нас не воевал, товарищ лейтенант! - угрюмо сообщил курсант. - И докладывать мне некому и нечего. Я весь день пролежал один в воронке...
- Один? А я где был? - парализованно остановился Алексей.
- Не знаю. Мало ли... Там кто-то все время стрелял из пистолета по "юнкерсам". Кажется, сбил одного... Может, это вы были?
- Вот гад! - изумленно, самому себе сказал Алексей. - Рота погибла, а он... Вот же гад.
- Да кому это нужно, чтоб мы тоже там погибли? - так же изумленно, шепотом спросил курсант. - Немцам?
- Ты знаешь, о чем я говорю!
- Может, и знаю. Об НКВД, наверно?
- Вот-вот. И о своей и твоей совести...
- Ну, моя совесть чиста! - сказал курсант. - Я вчера ночью честно, один на один, троих подсадил, как миленьких... А из НКВД с нами никого не было. Ни вчера, ни нынче. Так что нечего...
Он обиженно замолчал и пошел рядом, но через минуту спросил почти весело:
- А вы как... многих вчера, товарищ лейтенант?
- Одного, - не сразу, устало сказал Алексей. - Худой, как скелет...
Курсант удивленно и немного насмешливо посмотрел на него сбоку.
- Щупали, что ли?
- Документы проверял... Он офицер был, - солгал Алексей и рукавом отер лицо.
- А я, дурак, и не подумал насчет трофеев! - сокрушенно сказал курсант. - Один вот только автомат прихватил...
Они дважды присаживались в поле и молча курили перемешанную с песком и галетными крошками махорку курсанта, запрятав цигарки в рукава, потом опять шли на северо-восток, потому что орудия по-прежнему били справа. Когда посреди неожиданно обозначилась в полумгле бурая горбатина леса, курсант сцепил локоть Алексея и захлебно крикнул:
- Немцы! Над самыми верхушками... Четверо!..
Было все сразу - волна горячего испуга ("Он сошел с ума!"), вид четырех гигантов, возвышавшихся над лесом тускло блестевшими касками ("Я тоже?") и голос капитана Рюмина:
- Свои! Подходите!
Лес был шагах в двадцати, и на бегу курсант не то смеялся, не то плакал и до боли сжимал локоть Алексея. Как только под ногами с морозным сухим треском стала ломаться рыжая заросль, Алексей догадался, что это всего-навсего подсолнечные будылья, и перестал противиться руке курсанта и сам закричал что-то слезно и призывно...
