Глава 11. Мужская работа
За учёбой, несением службы в нарядах и повседневными заботами воспоминания о первом карауле вскоре осели где-то в самых дальних уголках нашей памяти. При подведении итогов за неделю, в одну из суббот за первое место по успеваемости в батальоне, наш взвод был поощрён поездкой в Большой театр. На балет в трёх действиях, тринадцати картинах, с прологом и эпилогом. Балет о мальчике Роме и девочке Жуле («Ромео и Джульетта») был довольно известным. Даже я о нём что-то слышал раньше. И если я правильно всё понял, главной мыслью Шекспира было то, что мальчикам лучше всё-таки гулять со своими девочками и желательно в своём районе. Тогда в их жизни неприятностей будет гораздо меньше. Но и приятностей, к сожалению, тоже. И кто из нас может похвастаться тем, что прислушивался к советам старика Шекспира?!
На сцене что-то происходило, но мы не очень внимательно следили за происходящим. Всё наше внимание было приковано к огромному и весёлому человеку, что сидел в нашей ложе. На протяжении всего балета он рассказывал нам полушепотом анекдоты и какие-то весёлые истории из жизни. Когда мы уходили после балета, кто-то сказал нам, что этот мужчина – известный спортивный комментатор Николай Озеров. Он всем нам очень понравился. Гораздо больше, чем сам балет.
Да, уже тогда мы начинали понимать, что учиться в МосВОКУ всем нам понравится. К этому времени решилась судьба Паши З., отличившегося в первом карауле. Нет, о его выстреле никто уже не вспоминал. Проблема заключалась в другом. В школе Паша изучал то ли испанский, то ли португальский язык (интересно, в какой это школе он учился?). В училище же у нас преподавали только английский, немецкий и французский языки. Пашу и несколько таких же горемык определили сначала во французскую группу. Командир батальона вполне логично рассудил, что испанский (или португальский) язык - практически то же самое, что и французский. Паша с товарищами продержался во французской группе около двух недель. Ребята могли бы держаться и дальше. Если бы их не трогали. Но этого не смогла выдержать преподавательница французского языка. И тогда комбат решил, что испанский (или португальский, убейте, не помню) язык очень похож на немецкий. Но и в немецкой группе наши горемыки не задержались. Дальше отступать было не куда. Только в английскую группу. Как завещал политрук Клочков курсантам МосВОКУ, позади Садовое кольцо – дальше Садового кольца земли для нас нет. Вот и для ребят английская группа стала последним пристанищем. Но всё это были только цветочки. Я годки, как всегда, были впереди. Ведь впереди ещё были целых четыре года учёбы.
Где-то в конце ноября моему взводу снова «посчастливилось» идти в караул номер два (номер один был в Москве). Батальон наш в это время находился на выезде в Ногинском учебном центре. В лагеря мы выезжали раз в четыре недели (по количеству курсов) и меняли там очередной батальон. Таким образом, не менее четверти всех занятий проводилось в полевых условиях (а с учётом полевых выходов – даже больше). В первое время мы еще не носили в своих вещмешках мешочки с песком. И не было ещё у нас пеших маршей, когда колонна, на которой мы выезжали из Москвы, останавливалась, не доезжая до НУЦа пятнадцати-двадцати километров. Мы высаживались из машин и пешочком (а зимой на лыжах) шли навстречу тем, кто возвращался в училище. Всё это началось немного позднее. В первые же выезды колонна ЗИЛов и ЛАЗов привозила нас почти к самому офицерскому общежитию и караульному помещению. И один из взводов в тот же день заступал в караул по учебному центру.
И, разумеется, мы были этим самым взводом. Не успели мы ещё толком принять караульное помещение, и первая смена не успела выйти на смену постов, как нас «обрадовали». Из Гробов (так назывался полк гражданской обороны, что располагался в н.п. Починки, примерно в двух километрах западнее НУЦа) сбежали два солдатика. Чтобы бегать им было не скучно, они убили часового. И прихватили его автомат. Штык-нож и два магазина патронов.
Вы можете представить, как мы обрадовались этой новости! Нам предстояло заступать на посты, в двух километрах от которых бегали солдатики. Любимым развлечением этих солдатиков было убивать часовых и забирать их оружие в качестве боевых трофеев. Пройдёт ещё несколько лет, и милиционерам, чтобы хулиганы не отнимали у них пистолеты, выдадут дополнительно ещё и автоматы. Мы же должны были выходить на посты практически безоружными. Ведь кроме автоматов у нас не было даже пистолетов. И это было совсем даже не весело!
Разумеется, мне посчастливилось нести службу у складов с боеприпасами. И, конечно же, в лесу, который примыкал к Гробам. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, куда направятся два солдатика, вооружённые автоматом, когда у них закончатся патроны? А патроны всегда заканчиваются. Это знал даже я. Уповать на то, что солдаты не ведают, где находятся склады боеприпасов, было, по меньшей мере, наивно. Это мы – курсанты могли чего-то не знать, а солдатики знали всю округу, как свои пять пальцев. Кто из вас был солдатом, не даст мне соврать, многие вещи они частенько знали гораздо лучше своих отцов-командиров. Местные достопримечательности и местное население, в частности.
Ещё не доходя до поста, я уже знал свою судьбу. И так явственно представлял двух огромных, волосатых (почему волосатых?) солдат, измазанных кровью, со счастливыми улыбками на лицах, у которых закончились патроны! Которые крадутся на склад боеприпасов. Затем картинка резко менялась. И уже через мгновение я видел их снова, но уже склонившихся над моим бренным тельцем. Спорящих о чём-то. И безуспешно пытающихся вырезать тупым штык-ножом моё сердце или мою печень (в этот момент я забыл о том, что вкуснее). И совершенно бредовая мысль навязчиво крутилась в моей голове. Я почему-то был твёрдо уверен, что перед тем, как бежать из части солдатики забыли плотно поужинать. Меня трясла мелкая противная дрожь. Я откровенно трусил.
Когда разводящий со сменой уходили с поста, я мысленно называл их предателями. Ведь, как честные люди, они должны были остаться со мной. Хотя, с другой стороны, я их тоже понимал. Зачем оставаться с теми, кто всё равно обречён?!
Через два часа я уже никого не боялся. Мне было никак. И если бы к этому времени на горизонте появились те самые два солдатика, я не стал бы сам вырезать у себя сердце и печень только по одной, единственной причине. У меня не оставалось для этого сил. Но и сопротивляться сил у меня уже не было. К счастью, вместо солдатиков появлялась смена. Разводящий (мой командир отделения) Олег Берёзко героически пытался выглядеть спокойным. И даже пытался шутить. Но даже у него это получалось не слишком здорово. Что уж было говорить о том, кто оставался нести службу на посту. Возможно, он проклинал нас и называл в душе предателями? Но думать об этом как-то не хотелось. А хотелось как можно быстрее добраться до караульного помещения и спрятаться за его крепкими бетонными стенами.
В караульном помещении мы узнавали свежие новости. Ребята говорили, что, возможно, со следующей смены на посты будут выставлять по два часовых. Я с трудом представлял, как это возможно с точки зрения смены постов. Ведь для этого требовалось, как минимум четыре смены караульных, а не три, как было у нас. Но определённый смысл в этом, конечно же, был. Едва ли вдвоём часовые смогли бы нести службу вдвое бдительнее. Но зато вдвоём нести службу было не так страшно.
За время моего отсутствия солдатики успели остановить легковой автомобиль. Убили водителя, но не смогли справиться с машиной. Затем местные жители видели их у каких-то стогов. А потом милиционеры блокировали их в каком-то заброшенном здании.
Ночью в учебный центр приехали несколько милиционеров. Откуда-то сверху поступила команда выделить в их распоряжение от училища бронетранспортёр с экипажем и боекомплектом. Взводный сказал, что вместо экипажа БТР повели два майора с кафедры огневой подготовки (и откуда он всё знал?). Офицеры прекрасно понимали, что экипаж – молодые, необстрелянные солдаты. Они решили, что нечего подставлять их под пули. И поехали сами.
Эти майоры прибыли в училище из Афганистана. В Афгане уже второй год шла война. Но мы, курсанты первого курса, о ней даже не задумывались. Хотя к этому времени в училище стали появляться новые преподаватели. С характерным южным загаром. И скромными орденскими планками (в то время наград у офицеров, прибывших из Афганистана, было совсем немного). На кафедре тактики тоже появился новый преподаватель с планкой медали «За Отвагу». Когда он проходил рядом, раздавался характерный скрип. И кто-то сказал, что у него вместо ног протезы.
Да, тогда мы не задумывались над этим. Но война в Афганистане не только давала училищу всё новых и новых преподавателей, а нам для изучения новые образцы оружия и боевой техники (среди которых были АГС-17, ГП-25 и БМП-2), она требовала и чего-то взамен. Разумеется, этим «чем-то» были наши выпускники. И, может быть, именно благодаря этой войне возникла необходимость увеличения количества выпускников общевойсковых училищ. А у многих ребят, таких, как я, появилась возможность стать курсантами. Я наивно полагал, что моя сдача вступительных экзаменов на хорошо и отлично, позволила мне поступить в «Кремлёвское» училище. Вполне возможно, что поступил в него я именно благодаря афганской войне. И не только я. Ведь не случайно наш батальон с лёгкой руки старшекурсников получил гордое и громкое название «Китайского». Мы думали, что это почётное наименование. А это была лишь констатация факта. До нас на старших курсах роты были численностью до ста человек. У нас около ста пятидесяти. То есть в полтора раза больше (и в сравнении с другими курсами, наш батальон на построениях выглядел более, чем солидно). Кстати, помните, я рассказывал вам о нашей казарме? О двух кубриках? Так вот, кубрик – это такая комната, в которой мы тогда спали. Большая комната. На семьдесят пять человек. Но что-то я немного отвлёкся.
Тем временем наши преподаватели вместе с милиционерами уехали на БТРе в сторону тактического поля, недалеко от которого нашли беглецов. Позднее выяснилось, что милиционеры предложили солдатикам сдаться. Но те ответили огнём. У милиционеров тогда ещё не было автоматов, тем не менее, они готовились к захвату. Помнится, когда я узнал об этом, то очень обрадовался, что не служу милиционером. Потому что, во-первых, это не правильно идти с пистолетом на человека, у которого в руках автомат. И, во-вторых, пытаться взять живым того, кто пытается тебя убить. А мне не нравилось, когда что-то было неправильно.
И всё-таки милиционеры решили идти на захват. Такая уж у них была работа! Старший милицейский начальник поставил нашим преподавателям задачу сымитировать артиллерийскую подготовку атаки. Другими словами, нужно было дать очередь из крупнокалиберного пулемёта (КПВТ) поверх голов дезертиров. А после этого милиционеры должны были выломать дверь в комнату, в которой те прятались. И задержать их.
Но то ли майоры не умели стрелять поверх голов, то ли им стало жалко молоденьких милиционеров, которые если и были, то совсем чуть-чуть старше бойцов из экипажа БТРа, сейчас сказать сложно. Скорее всего, они действительно пожалели милиционеров, которые должны были ворваться в комнату (бронежилетов тогда у них ещё не было) и задержать живыми тех, кто живыми сдаваться не собирался. Да ещё и норовил захватить с собою на тот свет кого-нибудь за компанию. Разумеется, очередь они выпустили чуть ниже.
Первый солдатик погиб сразу. Когда милиционеры выбивали дверь, второй застрелился из автомата. Позднее я часто думал об этом происшествии. И понимал, что офицеры всё сделали правильно. Я бы и сам, наверное, сделал то же самое. Если бы у меня хватило на это сил. Но всё это было как-то неправильно…
Так закончился ещё один караул. Перед самым Новым годом на Олимпе среди небожителей нашей роты что-то случилось. И секретарь ротной комсомольской организации ушёл «в отставку по собственному желанию». Его уход привёл в действие целую цепочку изменений в комсомольской иерархии нашей роты. На комсомольском собрании на его место выдвинули комсорга нашего взвода Володю Савченко. Человека, который был совестью нашего взвода. А меня поставили на место Володи. Так вот нежданно-негаданно, но я снова оказался в круговороте общественной работы. Я не знал радоваться мне или огорчаться этой новости. В последнее время я снова почувствовал вкус к учёбе. Мне было интересно учиться и уже не очень хотелось отвлекаться на что-нибудь ещё.
Но, как бы то ни было, именно благодаря этому выдвижению (ну, и за успехи в учёбе, разумеется) ротный отпустил меня на Новый год домой. Мне впервые выписали отпускной билет на двое суток. Клин считался уже другим гарнизоном, и увольнительной записки для поездки домой было недостаточно. Этот отпускной билет был выписан в первый и последний раз. Потом отпускные билеты мне уже не выписывали (кроме, как в отпуска: зимние или летние). Для ротного это было лишними хлопотами. И позднее я ездил в Клин по обычным увольнительным запискам (и всего лишь пару раз без них), уповая на удачу. И она никогда меня не подводила. Если не считать самого первого раза.
Когда я приехал домой, до Нового года оставалось ещё более двух часов. Если бы у меня была девушка я с удовольствием (и с пользой) провёл бы это время. Но где взять девушку честному курсанту, который обещал своей маме не жениться на первом курсе? Ведь если бы она у меня была, я женился на ней немедленно. Думается, даже не один раз. Но девушки у меня не было. Да, в школе я дружил со своей соседкой по парте Ленкой Ульяновой. Но она была моим другом (возможно, моим самым большим другом из всех девчонок, с которыми я был тогда знаком), а не моей девушкой (она была мне не только другом, но и почти сестрой - со временем это и помешало нам продолжить наши отношения).
Чтобы не мешать домашним накрывать стол и не путаться у них под ногами, я надел поверх кителя свою гражданскую куртку (всё-таки к шинели я ещё не привык). И решил сходить к тёте Ане Коледе (маминой сестре), что жила неподалёку. Если бы вы только знали, как зудело у меня в одном месте от желания похвастаться перед моими двоюродными братьями Юркой и Генкой своей новой формой! А перед Генкой особенно, ведь он был младше меня всего на три года, и с ним в детстве мы дружили гораздо больше, чем с его старшим братом (и до сих пор вспоминаем, как, собираясь однажды на рыбалку, мы готовили геркулесовую кашу для прикормки рыбы: пробуя достаточно ли положили в кашу соли и сахара, мы съели эту кашу сами и остались без прикормки). К тому же, Юрка был старше меня на целых шесть лет! Он уже отслужил в армии (точнее во флоте), и мои рассказы о службе едва ли могли его слишком заинтересовать.
Пять минут, которые обычно требовались мне, чтобы дойти до их дома, растянулись почти на целый час. Просто первым делом я, разумеется, зашёл к своей однокласснице Ленке Ульяновой (хотя она и жила в совершенно другой стороне). Ей я обязательно должен был показаться! Хотя бы на несколько минут. Когда я ушёл от неё, по пути к тёте Ане, мне встретились ещё несколько моих одноклассников: Лёшка Пересыпкин, Ирина Тихонова и Саня Кудрявцев. Причём по отдельности. А, значит, и проболтал с ними я в три раза дольше, чем, если бы они встретились мне все вместе.
У Лёшки и Ирины особых новостей не было. А вот Саня меня здорово удивил. Слухи об этом ходили уже давно, но сегодня он подтвердил мне их сам. Да, месяц назад он действительно женился. Свидетелем у него был Гера Люхин. Среди гостей наши одноклассники Артур Жегишев, Андрей Хромов и Димка Дрожжин. А незадолго до этого у него родился сын.
Я был в шоке! Да, как вы уже знаете, Саня был старше меня на целый год, хотя мы и учились с ним в одном классе. В старших классах школы он увлёкся игрой на гитаре. Начал петь. И очень даже прилично! И его пригласили сначала гитаристом, а затем и солистом в самый известный в городе вокально-инструментальный ансамбль. Разумеется, недостатка в фанатках у него не было.
Но женился он не по «залёту», как тогда было модно говорить, а по причине физической и эмоциональной невозможности жить и дальше холостяком. Среди моих знакомых и сейчас есть такие, которые всю свою жизнь прожили холостяками. Но есть и такие, которые жили и будут жить только в браке. У моего брата Генки (к которому я тогда шёл в гости) с годами даже появится привычка жениться. Меня всегда это будет здорово удивлять: ведь я был уверен, что для этого не обязательно каждый раз жениться. К тому же где-то я уже слышал, что постель не повод даже для знакомства. И уж тем более, не повод для того, чтобы встречаться во второй раз. Но Генка был (и остаётся) честным человеком! И поступать иначе он не захочет. Хотя я всегда подозревал (и подозреваю до сих пор), что эта привычка была лишь скрытой формой современного гарема. Потому что Генка любил всех девушек на свете. Блондинок, брюнеток, шатенок. Но любил их не одновременно. А по очереди. Да, к чему скрывать, я всегда ему завидовал. В отличие от меня, он всегда так легко находил общий язык с девушками!
Вот и у Сани так сложились обстоятельства: его беззаветно и страстно обожали поклонницы, и он просто не мог не дать им шанса. Он был обречён на любовь и множество разбитых женских сердец вокруг. И, думается мне, женился именно для того, чтобы хоть немного спрятаться от своих поклонниц в браке. И женился он, действительно, по любви. И очень был рад рождению своего первенца.
Я не удивился, когда узнал, что его жена была одной из тех двух девушек, которым когда-то давным-давно в Завидовском заповеднике я принес в качестве подарка живую змею. В тринадцать лет мы казались такими взрослыми и приходили к девушкам, которые нам нравились, только с подарками! Да, его жена училась в совсем другой школе, жила в другом микрорайоне. И познакомиться у них было слишком мало шансов. К тому же, это была моя знакомая, я не его! Но уже тогда я понимал, насколько маленькая эта планета, на которой мы живём. И что судьба слишком часто причудливо и, казалось бы, не совсем логично тасует свои карты. Чему уж тут удивляться?!
Но я, действительно, был удивлен! Под моей курткой была форма курсанта самого замечательного на свете училища. За прошедшие полгода из меня сделали настоящего солдата. И я очень этим гордился. Я был на седьмом небе от счастья. Но напротив меня стоял мой одноклассник Саня Кудряцев. В обычной гражданской одежде, немного под хмельком с сигаретой во рту. Дома его ждала любимая жена и маленький сын. И я понимал, что он оказался не только старше меня, но и в чём-то мудрее.
Потому что в отличие от меня, занимающегося всякой ерундой, он занимался настоящим мужским делом. Любил красивых девушек, плодился и размножался…
До своей тётушки я добрался уже не столь восторженным и счастливым, каким выходил из дома. Встреча с одноклассниками посеяла в моей душе семена сомнения. А тем ли я занимаюсь? И тем ли я горжусь?
У тёти Ани я провёл не более получасу. Почему-то мне уже не очень-то хотелось хвастаться перед своими братьями своей новой формой (и даже перед Генкой). Рассказывать им о полевых выходах, караулах и курсантских буднях. Я понемногу начал собираться домой. Тётя Аня, как обычно, стала собирать мне пакет с овсяным печеньем и какими-то вкусностями. Но от пакета я героически отказался. Ведь раньше, когда тётушка старалась меня подкормить чем-нибудь вкусным, я был маленьким. Теперь я был КУРСАНТОМ!
Я сослался на то, что курсанту нельзя ходить с пакетами (вот ведь придумал!). И уже собрался уходить, когда брат Юрка всучил мне бутылку шампанского.
- Это крёстной (моей маме) и Танюшке (моей сестре) от нас на Новый год. С шампанским-то курсантам ходить можно? – С понимающей улыбкой обратился он ко мне.
Странно, но в Уставе Внутренней службы о шампанском не было сказано ни слова. Вот ведь задачка! Хотя с другой стороны, по аналогии с различными законами, всё то, что не запрещено, разрешено. Ответ пришёл сам собой.
- Да, с шампанским можно.
Все вокруг рассмеялись. Уж слишком серьёзно, я обдумывал этот вопрос!
На обратной дороге, на пересечении улиц Ленинградской и Гагарина, меня остановил военный патруль. Это было так странно?! Я прожил в городе всю свою жизнь и часто видел на его улицах патрули. В городе располагались две воинские части. И патруль, назначенный от одной части, с увлечением и каким-то спортивным интересом охотился за военнослужащими другой части. Но это никак и никогда не касалось и не могло касаться меня самого. До тех пор, пока я сам не стал курсантом. И к этому мне ещё предстояло привыкать.
Ко мне подошёл капитан в лётной форме. Рядом с ним стояли два солдатика. Капитан выразительно оглядел меня сверху вниз. На мгновение его взгляд остановился на бутылке шампанского в моей руке. Думается, мне картина была довольно живописной. Репин и Васнецов могли отдыхать.
- Курсант? – С загадочной улыбкой спросил он меня.
- Так точно, курсант. – Тогда я ещё не знал, что патрулю лучше на глаза не попадаться. И голос мой прозвучал неприлично весело, почти радостно. Ну, а чего грустить, ведь Новый год же на улице?!
Капитан снова улыбнулся.
- Ну, иди. – Он даже не спросил у меня ни документов, ни отпускного билета.
- Есть. – Ослепительно улыбнулся я. Рука, отработанным движением, поднялась к головному убору. Правда, головного убора на месте не оказалось. На улице было довольно тепло, и я просто забыл свою шапку дома. Но сообразил это слишком поздно. Рефлексы сработали гораздо быстрее, чем мозги.
- К пустой голове руку не прикладывают. – Привычно пошутил капитан. У него тоже сработали рефлексы. Просто мы всегда так шутим.
Я не стал ничего отвечать. Глупостей на сегодня уже хватит. Я повернулся и пошёл домой, пока капитан не передумал и не сделал в моем отпускном билете запись о нарушении формы одежды. Или ещё о чем-нибудь смешном и забавном.
Но через пару шагов я остановился и, повернувшись в сторону патруля, негромко сказал то, что должен был сказать уже давно: «С Новым годом»!
Капитан лишь махнул рукой мне в ответ. Патруль пошёл в другую сторону. В отличие от меня, ребятам предстояло встретить этот Новый год не дома.
Я шел домой и впервые в жизни думал о том, как много не замечал в своей гражданской жизни раньше. Не замечал того, что даже в праздники кто-то несёт службу. Кто-то охраняет наш покой. А мы даже не задумываемся об этом. Я думал о пограничниках и милиционерах, об этом капитане и его патрульных. И многих, многих других.
Только теперь я начинал понимать, что скоро и сам встану в их ряды. И, вполне возможно, что уже другие люди на гражданке никогда не задумаются о том, что кто-то в это время несёт службу. И может быть, даже рискует жизнью, чтобы они никогда об этом не задумывались. Я начинал понимать, что за мою работу мне не всегда будут говорить слова благодарности. Не будут награждать орденами и медалями. Как и этих ребят, которые несут сегодня службу. Но я буду просто делать работу, которую до меня делали мои деды и прадеды. Как древние атланты, вместе со своими товарищами, буду держать небосвод. Ведь кто-то должен это делать. Ведь иначе небосвод упадёт.
Я шёл к дому. И на душе у меня было светло. Потому что это очень важно знать, что ты делаешь нужное и важное дело. Наверно, это важно знать каждому мужчине?
