Глава 12. Увольнение.
После Нового года совершенно незаметно подошло время нашей первой сессии. Она была не слишком сложной, ведь по всем учебным программам на первом курсе из нас должны были сделать всего лишь хороших солдат, а не фельдмаршалов. Да и общегражданская подготовка ничем особенным не отличалась от той, что проходили студенты в обычных институтах (к тому же, как я понимаю, в первом семестре ребятам, пришедшим из армии, давалась возможность хоть немного втянуться в учёбу – ведь им учиться было куда труднее, чем бывшим суворовцам и тем, кто пришёл в училище со школьной скамьи). А то, что по силам студенту, курсант тоже осилит. И никакие наряды по роте, караулы и полевые выходы не в силах будут ему помешать. Ведь и студентам нелегко сдавать сессию. Бары, дискотеки и вечеринки отвлекают от учебников ничуть не меньше!
В первую сессию мы сдавали экзамен по Истории КПСС, зачёты с оценкой по высшей математике и физподготовке. Зачёты по тактике и огневой подготовке. Комбат на построении батальона торжественно объявил, что курсанты, сдавшие сессию на отлично, уедут в отпуск на два дня раньше остальных.
А мог бы и не объявлять! Или объявить, что курсанты, побывавшие на Марсе, уедут в отпуск ещё на сутки раньше. Ради этих суток курсанты легко бы слетали и на Марс. Если бы только комбат поставил такое условие. Ради дополнительных суток отпуска мы готовы были перевернуть горы.
И до сих пор мне почему-то кажется, что первую сессию все мы поголовно сдали на «отлично». Или, может быть, я ошибаюсь?! Тем более что подготовиться к сессии было совсем не сложно. Времени для этого у нас было предостаточно. Почти три часа самоподготовки ежедневно (если не выпадал снег, и взвод не снимали с самоподготовки на очистку строевого плаца – наш взвод отвечал за плац: летом за весь, зимой за половину). Все выходные были в нашем распоряжении (в субботу после парково-хозяйственного дня, а в воскресенье после очередного спортивного праздника). Но это при условии, что взвод не был в карауле, в наряде по училищу или не привлекался для несения службы в гарнизонном патруле.
А ещё в нашем распоряжении была вся ночь. Но, чтобы по ночам мы не становились слишком умными, подниматься для подготовки к занятиям разрешено было только через час после отбоя. Или за час до подъёма. Ну, какой молодой, растущий организм, замученный дневными бегами, мог подняться через час после отбоя, чтобы посидеть с учебником или конспектами?! Нет, конечно же, такие находились. И особенно на первом курсе. Димка Ряшин, Володя Савченко, Юра Рыжков. Иногда я. И очень часто Слава Харитонович. Но Слава – отдельный разговор. Он был самой светлой головой на нашем курсе. И о том, как он учился, можно было снимать научно-популярный фильм и показывать его в институтах и университетах под грифом «Совершенно секретно» для самых продвинутых вундеркиндов. За очень большие деньги. Да, Слава был совершенно уникальным человеком. И умудрялся находить время для занятий в читальном зале и библиотеке даже тогда, когда мы не могли найти время даже для посещения курсантской чайной.
Итак, первая сессия была успешно сдана. Комбат объявил фамилии счастливчиков, которые получили двое суток дополнительного отпуска. И ротный приступил к постановке задач командирам взводов по наведению порядка в учебных классах и расположении роты. Всё это было вполне разумно и понятно. Естественно, перед отъездом в отпуск бы должны были оставить после себя порядок.
Лишь несколько слов ротного показались нам не слишком понятными. По крайней мере, я точно пропустил их мимо ушей. Что-то о рабочей команде, которая будет покрывать лаком какой-то паркет. И его шутливую фразу о предстоящей нам половой жизни. Фраза была несколько фривольной, и даже многообещающей. Но мы ещё были не готовы даже предположить, что она может означать.
Увы, ларчик, как всегда, открывался просто. Георгий Николаевич с улыбкой произнёс, что в отпуск мы, конечно же, поедем. Поедем все. Почти все (курсанты, не сдавшие сессию, разумеется, в зимний отпуск не ездили, а летом – уезжали только на две недели). Но только после того, как… Это было самое противное! Почему-то мы сразу догадались, что между нами и отпуском обязательно что-нибудь окажется.
Этим «чем-то» оказался пол. Нет, не мужской и не женский, а обычный паркетный пол в нашей казарме. И прежде, чем отправиться в отпуск каждому курсанту предстояло заняться половой жизнью. Командиры отделений щедро отмерили каждому из нас где-то по три-четыре квадратных метра. И дали команду «Фас»! Мы должны были очистить паркет от старого лака, а рабочая команда за время нашего отпуска - покрыть паркет новым лаком. Всё было очень просто. Как всегда!
А теперь я должен сказать вам несколько слов об устройстве циклевальной машины. Не знаю, какие детали и механизмы запихивают в неё современные конструкторы, но в наше время эта машина была шедевром конструкторской мысли! Верхом гениальности! И состояла из огромного количества кусочков оконного стекла и ста пятидесяти пар курсантских рук.
Это современные циклевальные машины постоянно перегреваются и норовят сломаться. В наши дни все наши кусочки стёкол двигались практически без остановок. Не требуя ни масла, ни электричества. И даже еды.
Кстати, совсем не обязательно было напоминать нам, что мы давно бы могли уже быть в отпуске, если бы ещё чуточку увеличили свои обороты! Разумеется, всё это попахивало шантажом. Или предложением, от которого все мы всё равно не могли отказаться. Это не прибавляло нам ни сил, ни настроения. И это нужно было просто пережить. Потому что рано или поздно, но всё в этой жизни заканчивается. Закончился и наш паркетный пол.
Что рассказать вам о моём первом отпуске? У каждого из нас первый курсантский отпуск был самым необыкновенным и удивительным. У каждого по-своему. Но одно объединяло нас всех. Потому что у курсантского отпуска есть такая удивительная особенность – пролетает он совершенно незаметно. И очень стремительно.
Помнится только, что однажды утром мама решила подшутить (и от кого она только узнала, как нас будили в училище – уж, не от меня ли?) и, войдя в мою комнату, довольно громко произнесла всего два слова.
- Рота, подъём!
Последние полгода не прошли для меня даром. И, уж чему-чему, а подниматься быстро в училище нас научили. Научили до полного автоматизма. И с кровати я вскочил быстро. Может быть, даже слишком быстро, для того, чтобы сообразить, что я не в казарме, а дома. И что кровать дома стоит у меня немного иначе. И что вставать мне нужно в другую сторону. Совсем в другую сторону от стены.
Мама не успела рассмеяться. И даже испугаться не успела. Мне тоже было не слишком весело. И лишь немного больно. С тех пор в отпуске мама больше старалась надо мной не подшучивать. Не без причины, опасаясь, что в училище меня могли научить чему-нибудь такому, что в повседневной, мирной жизни может пойти мне не на пользу. Может быть, мама вспоминала своего родного дядю, который, вернувшись с войны, вырыл землянку? И несколько месяцев жил в ней. Долго не мог привыкнуть спать в избе. И очень страдал после, полученной на фронте, контузии от уличного шума. Может быть, мама тоже считала меня немного контуженным?
После отпуска учиться стало немного труднее. После двух недель гражданской жизни втягиваться в повседневную армейскую жизнь было совсем не просто. А тут ещё эта весна стала понемногу напоминать о своём приближении. И это было то, с чем даже мы не могли справиться.
Нет, поездки в Ногинский учебный центр весной нравились нам гораздо больше, чем зимой. Зима вообще не самое сладкое время не только для солдат и офицеров. Но и для курсантов тоже. Водить боевую технику, стрелять, да и просто действовать на тактических учениях весенней порой было куда веселее. Вот только это назойливое весеннее солнышко всё сильнее и сильнее отвлекало нас от учебных занятий.
Так незаметно подкрался апрель. А следом за ним, по всем приметам, должен был наступить и тот самый месяц, когда курсанты всех училищ и всех родов войск начинают страдать и маяться от какой-то необъяснимой тревоги и ожидания чего-то необыкновенного. Непреодолимая весенняя сила стала тянуть нас в увольнения, в город, к людям. И к той части населения планеты Земля, что называется девушками, в том числе.
В эти дни я получил очередное письмо от своей одноклассницы Ленки Ульяновой. Мы были всего лишь друзьями, но получать от неё письма было всегда так приятно! Если вы думаете, что самое классное в армии – это стрелять из автомата, кататься на танке и ходить в караул, вы сильно ошибаетесь. Гораздо круче – стрелять из крупнокалиберного пулемёта, кататься на БМП и ходить в патруль по гарнизону. Но круче всего – получать письма! Только в армии начинаешь понимать, как это здорово – получать письма! Особенно от девушек. И как мы ждали, когда наш ротный почтальон вернётся после обеда с почты!
Но было в училище ещё одно классное занятие. Которое было даже круче, чем получение писем. Это было увольнение. Настоящее волшебство! Ибо подготовка к увольнению начиналась задолго до выходных. И походила на какое-то таинственное и мистическое действие.
Не буду рассказывать вам о том, что в увольнение могло пойти одновременно не более трети взвода. Нам говорили, что это связано с какими-то требованиями. И приводили в пример 22 июня 1941 года, когда, якобы, эти требования были нарушены. Это означало, что каждый курсант МосВОКУ раз в месяц мог попасть в увольнение (теоретически, ведь ни о каком «свободном выходе» в середине восьмидесятых мы ещё не слышали). Вы и сами всё это проходили (те, кто учился в военных училищах). Но на практике (особенно на старших курсах) в увольнение уходило гораздо больше курсантов. Иногда, меньше. Хотя формально, с учётом одного курса, находившегося в это время в Ногинске, «средняя температура по больнице» (в данном случае, в училище) выдерживалась в пределах нормы. Ведь понятие «не более трети» включает в себя и «ноль» увольняемых. Не буду рассказывать о самом увольнении. Каждый из нас был счастлив в увольнении по-своему. Но вот сама подготовка к увольнению заслуживает того, чтобы о ней рассказали.
Ну, во-первых, в увольнение могли пойти только те курсанты, у которых была соответствующая успеваемость (не было «незакрытых» двоек) и дисциплина. Командир отделения составлял заранее списки увольняемых (реально лишь кандидатов на увольнение). А дальше заместитель командира взвода, командир взвода и командир роты вспоминали, кто из этих счастливчиков и когда попался им на глаза. И чем запомнился. С радостной и почти счастливой улыбкой они брали в руки ручки и превращались в Небожителей. Вершили судьбы обычных смертных. Список начинал таять на глазах, как прошлогодний снег. А вместе с ним таяли наши мечты и надежды.
А во-вторых, одним из основных требований, предъявляемых к увольняемым был, разумеется, их внешний вид. Уже с вечера пятницы в комнате бытового обслуживания выстраивалась очередь за утюгами. Кандидаты на увольнение (назвать увольняемыми тех, кто пока всего лишь прошёл отсев ЗКВ, командира взвода и командира роты, у меня не поворачивается язык) начинали наглаживать свою парадно-выходную форму. Занимали очередь в парикмахерскую (нашему батальону здорово повезло - тогда она располагалась на первом этаже нашего здания) и стриглись под «полубокс». Причём эта стрижка ещё долгие годы была визитной карточкой кремлёвцев и заметно отличала их от курсантов других училищ, которые так спешили стать взрослыми и стриглись менее коротко.
Затем ожидание увольнения начинало перехлёстывать через край. Суббота тянулась фантастически медленно. Парково-хозяйственный день, уборка территории и казармы превращались в изощрённую пытку (в воскресенье увольнение происходило только после очередного спортивного праздника). Те, кто не шёл в увольнение, становились философами и делали всё ещё более медленно, чем обычно, памятуя святое курсантское правило: «Не спеши выполнять приказ, вполне возможно, что вскоре поступит его отмена (на практике, это означало, что, выполнив один приказ, ты можешь получить другой)». Движения их становились всё более плавными и заторможенными. Те же, кто должен был идти в увольнение, начинали понемногу «закипать».
Но рано или поздно всё заканчивается. Всё в этой жизни рано или поздно, но заканчивается (и даже циклевание полов).Заканчивался и парково-хозяйственный день. По негласной договорённости, ребята доделывали оставшуюся работу за себя и увольняемых, а увольняемых отпускали немного пораньше. Втайне надеясь, что когда-нибудь (бывают же чудеса на свете?!) и они могут оказаться в рядах этих счастливчиков.
Хотя для увольняемых это было всего лишь очередной ступенькой на пути к их светлому празднику. Казарма разом превращалась в большую раздевалку. Из каптерки получалась «парадка» (каптёры и старшина роты вмиг становились самыми уважаемыми людьми в роте). До блеска начищались ботинки (каждый помнит гусарскую мудрость: «умом ты можешь не блистать, но сапогом блистать обязан»). И наконец-то раздавалась долгожданная команда: «Построение увольняемых через пятнадцать минут у тумбочки дневального».
Через пятнадцать минут ответственный офицер, полный гордости и осознания собственной важности, проходил перед строем увольняемых. Наступала его очередь быть богом. Он не спеша проходил перед строем. И немного свысока посматривал в сторону увольняемых. И всем сразу же становилось ясно, что ничего более скучного, чем осмотр увольняемых, в жизни этого офицера не было. И уже никогда не будет.
- Первая шеренга, два шага вперёд!
- Носовые платки и расчёски к осмотру. Убрать! Вторая шеренга, кругом! Курсант Никулин не стрижен. Курсант Рыжков обувь не чищена (это у Юры-то Рыжкова, да обувь не чищена?!)... Устранить замеченные недостатки. Повторное построение через полчаса. Разойдись!
Где-то через час ответственный офицер, получив немного удовольствия в качестве компенсации за то, что выходные он проводит не дома, а в казарме, отпускал увольняемых в дальнее плавание. Но не в увольнение, разумеется. Дежурный по роте с книгой увольняемых представлял увольняемых дежурному по училищу. Осмотр и небольшая экзекуция продолжались ещё некоторое время. И если дежурный по училищу не находил никаких недостатков (плох тот дежурный, который не сможет найти недостатков хотя бы у фонарного столба!), увольняемые, словно на крыльях, разлетались по различным уголкам нашей любимой столицы (и ближайшего Подмосковья).
После этого начиналось самое смешное. Ответственному по роте начинали названивать родители оставшихся в роте курсантов, их родственники и просто знакомые. Начинали подходить сами курсанты (особенно на старших курсах) и рассказывать душещипательные истории о том, что если они срочно не окажутся в увольнении, их мамы, родственники, любимые девушки, кошки, собаки и хомячки… Дальше описывались различные варианты. Один печальнее другого.
К этому времени ответственный офицер уже выпускал пар и с некоторой обречённостью выслушивал наши печальные истории (сюжет которых был непредсказуем и извилист, как полёт летучей мыши). Дежурный по роте приносил книгу увольняемых, и в ней появлялись всё новые и новые записи. Следующая волна увольняемых (включающая в себя бывших двоечников и нарушителей воинской дисциплины) шла на осмотр к дежурному по училищу. А все последующие уходили уже просто так (не тратя времени на заход к дежурному).
Так в увольнение уходила ещё треть курсантов. Оставались только те, кто не искал лёгких путей в жизни. Кому некуда было идти. Или те, кому нужно было просто позаниматься дополнительно. Подготовиться к приближающейся сессии или к занятиям на будущей неделе. Не ходил в увольнения и наш замкомвзвод Игорь Овсянников. Выходные были для него тем временем, когда он мог полностью отдать себя своим любимым занятиям. Игорь классно играл на баяне. А ещё, вместе с Володей Ивановым из девятой роты, он закрывался в нашем учебном классе.
Они сдвигали столы, освобождали небольшую площадку. Проводили разминку и приступали к тренировкам. Ребята занимались рукопашным боем (включающим в себя каратэ и что-то из нынешних боёв без правил). После тренировки проводили небольшой «спарринг» (бой). Затем наводили порядок в классе, чтобы не оставить никаких следов своего пребывания.
В то время, когда мы (думается, что подавляющее большинство) просто учились в училище, некоторые из нас готовились к службе. В этом была некоторая разница. Особенно если учесть, что в Афганистане уже третий год шла война. Но почему-то нам о ней тогда ничего не рассказывали.
Хотя, к чему пенять на других. Может быть, мы сами не слишком интересовались тем, что происходило вокруг нас. Ведь для того, чтобы заглянуть в будущее совсем не обязательно использовать машину времени. Будущее рождается в настоящем. И для того, чтобы узнать, что ждёт тебя завтра, иногда бывает достаточно лишь повнимательнее посмотреть на то, что окружает тебя сегодня.
