Глава 15. Рабкоманда
Как ни странно, но никто в роте не заметил нашего отсутствия (возможно, на первом курсе наши командиры считали нас ещё слишком маленькими, чтобы ожидать от нас подвоха). Мы вернулись за полчаса до вечерней поверки, переоделись. И, как ни в чём не бывало, встали в строй. А наутро уже забыли о своей первой самоволке. Вот если бы нас поймали… С первого курса мы могли бы так легко вылететь из училища. Отчисление из училища запомнилось бы нам на всю жизнь. Но нас ведь не поймали! Впечатления от приключений? Так их нам и в училище хватало. Как бы то ни было, но в самоволки мы больше не ходили. По крайней мере, следующие несколько недель.
Праздники прошли быстро, и нас снова закружила карусель повседневных дел, службы и учёбы. Единственное, что скрашивало нашу жизнь – это просочившиеся невесть откуда слухи о начале набора на нашем курсе спортивного взвода. Что это за зверь такой, никто толком не знал. Хотя, нет. Наверное, кто-то и знал. И наиболее осведомлённые из них рассказывали, что этот взвод в течение всего второго курса будет готовиться к каким-то соревнованиям. Не будет ходить на занятия и сдавать сессию. Будет освобождён от караулов и нарядов по училищу. А ещё, что летний отпуск у них будет на целые две недели больше, чем у остальных.
Ещё ходили слухи о том, что там будет весело. И даже о каком-то совершенно сказочном ДОПОЛНИТЕЛЬНОМ ПИТАНИИ! Слухи эти были приятными и немного неправдоподобными. Ведь мы учились на первом курсе, а всё это уже относилось ко второму! Верилось в эти слухи с трудом, хотя мы и знали, что у нынешних второкурсников есть этот самый загадочный спортвзвод. И знали о том, что они готовятся к Первенству ордена Ленина Московского военного округа среди взводов. Но сама подготовка была покрыта какой-то таинственностью. Удивительной и притягательной.
Сидя на занятиях, мы довольно часто видели это непонятное «подразделение», одетое, как правило, в спортивную форму и очень редко в военную (после однообразия военной формы, их спортивная форма казалась нам необыкновенно яркой и красивой). Видели, как они строились на плацу между нашими казармами. Они больше походили на банду махновцев, чем на взвод курсантов. Но их командир, лейтенант Бурёнкин Сергей Юрьевич, был само воплощение требовательности и командирской строгости. Он подавал команду и взвод, как-то вразвалочку, устремлялся в сторону спортивного городка или даже за пределы училища, чтобы заниматься физподготовкой по ИНДИВИДУАЛЬНОМУ ПЛАНУ (прочувствуйте весь магнетизм и всё волшебство этих слов!). И все мы втайне им завидовали. А те, кто не завидовали, просто умело это скрывали. Но поверить в то, что кто-то из простых смертных людей может оказаться в рядах этих небожителей, могли только самые отъявленные фантазёры и мечтатели.
Правда, вскоре эти слухи стали обрастать какими-то подробностями. И даже стало известно, что командиром спортвзвода будет назначен наш командир взвода. Капитан Князев Валерий Иванович. В этом не было ничего удивительного. Валерий Иванович был мастером спорта по многоборью и Чемпионом Вооружённых Сил по офицерскому многоборью. Кто кроме него был более достоин возглавить спортвзвод?! Но за прошедший год мы так к нему привыкли и сроднились, что никак не могли поверить, что он нас променяет на какой-то там спортвзвод.
Тем не менее, уже через пару недель Валерий Иванович начал отбор кандидатов. Стал проводить какие-то соревнования и прикидки. Среди счастливчиков оказался мой сосед по койке Серёжа Дёмин, отличающийся необыкновенной силой Игорь Дерюгин, мастер спорта (и член сборной СССР по скоростному подводному плаванию) Стас Песков и ещё несколько курсантов с нашей роты.
Я в это время усиленно грыз гранит науки. Тем более что меня все эти новости никак не касались. Среди мастеров спорта, КМС-ов и перворазрядников, которых набирали в спортвзвод, мне, с моим третьим разрядом по лёгкой атлетике делать было совершенно нечего. Я даже не пытался льстить себе на этот счёт какими-либо надеждами.
Весенний семестр пролетел как-то незаметно. В эту сессию мы сдавали экзамены по Истории КПСС и огневой подготовке. Зачёты с оценкой по тактической подготовке, ОВУ (общевоинским уставам), физподготовке, начертательной геометрии и техническому черчению, технологии конструкционных материалов.
Небольшие проблемы возникли у меня только со сдачей зачёта с оценкой по технологии конструкционных материалов. Причём проблемы чисто физиологического свойства. Совершенно неожиданно для меня самого (и для многих окружающих) у меня оказался слишком длинный язык. И очень короткий ум. Вот как оно бывает!
Возможно, это были врождённые проблемы со здоровьем? Но я, думаю, что, это были всего лишь осложнения после перенесенной мною в седьмом классе простуды. Да, это было в седьмом классе. Я по какой-то причине задержался в школе после уроков. И попался на глаза нашему учителю по труду...
Всё дальнейшее было лишь цепочкой взаимосвязанных событий, причин и следствий. За несколько минут до этого Алексей Петрович, наш учитель труда, закрывшись в своем кабинете со своим другом из Районо (районный отдел народного образования) обсуждали что-то «за жизнь». Вспоминали молодость. Как полагается, запивали солёные огурцы чем-то из большой красивой бутылки (раньше я был уверен, что водка нужна взрослым для того, чтобы запивать то, что они ели всухомятку, как молоко или лимонад; хотя то, что они сначала выпивали, а потом закусывали, казалось мне совершенно не логичным). А ещё они обсуждали предстоящую в следующем месяце районную олимпиаду по техническому труду. Я не знаю, сколько солёных огурцов съел наш Алексей Петрович, но он вдруг встрепенулся и произнёс.
Да, я за месяц подготовлю такого ученика, что он без особого труда займёт первое место на олимпиаде. - И после короткой паузы добавил. – Легко!
Что уже есть кандидаты? – Поинтересовался его друг. В его голосе промелькнули нотки заинтересованности. Как работник Районо, он, видимо подсознательно почувствовал, что стоит на пороге открытия новых педагогических приёмов и методик обучения.
Зачем кандидаты? Да, я из любого ученика за месяц сделаю профессора!
А спорим, не сделаешь? – Подначил его собутыльник. Это явно был вопрос-провокация. Но Алексей Петрович на неё поддался.
А легко. – И они разбили дружеское пари.
Оставалось самое малое. Найти первого попавшегося ученика, который должен был выступить подопытным кроликом в этом научном эксперименте. Попробуйте догадаться с трёх раз, кто оказался этим самым учеником?! Ну, разумеется…
В течение всего последующего месяца я проходил ускоренный курс подготовки космонавта. Спросите, почему космонавта? А я откуда знаю! Так это называл мой учитель труда, видимо, подразумевая, что если во время очередной экспедиции на Марс, марсиане открутят на нашем космическом корабле какую-нибудь контргайку, то любой космонавт должен будет уметь изготовить её из подручных материалов. Почти ежедневно после уроков Алексей Петрович обучал меня работе на токарном и сверлильном станках. По условиям олимпиады я должен был изготовить на токарном станке заготовки для болта и гайки. Просверлить на сверлильном станке отверстие в заготовке для гайки. А затем, вручную нарезать на болте и в гайке резьбу. Эта работа оценивалась по пятибалльной шкале. Ещё пятнадцать очков можно было получить, правильно ответив на три теоретических вопроса.
Теорией со мной занимался сын Алексея Петровича, студент третьего курса Московского института Стали и Сплавов. Мы изучали диаграмму «Железо-Углерод», «допуски и посадки» и ещё кучу других интересных и совершенно непонятных мне вещей.
Разумеется, при такой подготовке проблем на олимпиаде у меня не было. Я заработал пятнадцать баллов на теоретической части. И четыре балла на практической части (нарезая резьбу вручную, я немного перестарался, и чуть было не испортил свой болт).
Ничего не изменилось с седьмого класса. Любая девушка и сейчас вам подтвердит, что в теории я до сих пор остался очень силён. Это с практикой дела у меня не столь блестящи. Хотя для последнего нужна лишь тренировка, настойчивость и стремление. Стремления у меня и сейчас хоть отбавляй. С тренировками, я надеюсь, тоже всё наладится. Вот только настойчивости явно стало меньше. Ну, так никто из нас не совершенен.
Да, так вот, в результате этой самой подготовки к олимпиаде по техническому труду я, видно, где-то и простудился. И именно тогда у меня начал стремительно расти мой язык. И катастрофически уменьшаться ум. Может быть, где-то я не заметил открытую форточку? Вот меня и продуло.
Чем же тогда иначе можно было объяснить, что, когда на первом курсе училища у нас появилась новенькая преподавательница по технологии конструкционных материалов, я так лопухнулся? Вместо того чтобы, как и все мои однокурсники любоваться коленками новой преподавательницы, я начал доказывать ей, что свой предмет она совершенно не знает. Что в диаграмме «Железо-Углерод»… Да, пусть я трижды был прав с этой диаграммой, но как мог я посметь спорить с молодой очаровательной женщиной?! Неужели, пытался привлечь к себе её внимание? Может быть, это было лишь от неопытности и волнения? Кто знает?! Но лучше бы мне было не выступать. Разве можно так вести себя с девушками (о том, что лучше пять минут потерпеть, чем всю ночь уговаривать, отец рассказал мне гораздо позднее)? Но одно было понятно и ёжику. Я БЫЛ НЕ ПРАВ! За что и схлопотал на зачёте с оценкой четыре балла (ну, точно, как на практической части олимпиады в седьмом классе – всё, всё повторяется в этом мире!). Впоследствии эта четвёрка окажется единственной в моём дипломе об окончании училища.
Беда, как известно, не ходит одна. В тот же день я получил письмо от своего бывшего одноклассника Андрея Пименова. Он учился в Высшем Военно-морском училище имени П.С. Нахимова в Севастополе. И планировал приехать домой в отпуск в августе. Не трудно догадаться, что мой отпуск был в июле. И перспектива не встретиться в отпуске со своим лучшим другом казалась просто удручающей. Я так надеялся, что смогу его увидеть!
Спасение пришло с совершенно неожиданной стороны. На очередном построении капитан Белянин Григорий Николаевич (наш ротный) сообщил, что Родине срочно требуются два добровольца. И после этого прозвучало волшебное слово: « в рабкоманду».
Согласно теории лауреата Нобелевской премии ученого-физиолога Ивана Петровича Павлова при слове «рабкоманда» у каждого курсанта военного училища должно было начаться бурное слюноотделение. Это был запрещённый приём. И ротный это прекрасно знал. Поэтому стоял и улыбался, предвкушая, как вся рота сделает сейчас два шага вперёд (сказать «из строя» в таком случае у меня просто не поворачивается язык).
Но ротный не учёл одного небольшого обстоятельства. Возможно, старик Павлов был и прав. Слово «рабкоманда» выглядело слишком аппетитно и соблазнительно, чтобы кто-нибудь из нас мог удержаться от соблазна, сделать два шага из строя. Ведь все мы прекрасно знали, что после выполнения поставленных задач (неважно каких) членов этой рабочей команды ожидают самые вкусные и сказочные бонусы. И не нужно было быть ясновидцем, чтобы догадаться, что наши отцы командиры не будут долго ломать голову над тем, как поощрить эту команду за успешное выполнение поставленных задач. Перед самым летним отпуском все мы и без подсказок знали правильный ответ. Призом были дополнительные сутки к отпуску.
Но, к удивлению ротного, никто не спешил сделать эти два шага. Всех пугало другое слово. ДОБРОВОЛЬЦЫ! К окончанию первого курса даже самые твердолобые курсанты уже усвоили, что ничего хорошего это слово обозначать не может.
Сергей Никулин, из-за моей спины, подал голос.
А что нужно будет делать?
Ротный постарался сделать вид, что не заметил этого маленького нарушения воинской дисциплины. Видимо, решил, что не стоит пресекать на корню то, что раньше называлось «разговорами в строю». Григорий Николаевич решил поиграть с нами в демократию. Помните удава Каа? Вот он тоже очень любил это дело. Поиграть в демократию. Спросите любого Бандар-Лога. Он вам подтвердит, если вы хоть одного найдёте. Живого.
Григорий Николаевич пространно объяснил, что согласно какого-то там приказа наше училище ежегодно сдает государству (то ли подшефному совхозу, то ли конноспортивной базе, что располагалась в Кузьминском парке, точно уже не помню) какое-то количество сена. Прозвучала цифра: восемнадцать тонн. Причём было не очень ясно, 18 тонн должно было сдать всё училище, батальон или каждая рота? Но такие мелочи уже никого не интересовали. Что такое восемнадцать тонн сена, никто из нас не представлял даже теоретически.
Нет, считать мы, конечно же, умели. Кое-кто в литрах. Кто-то в метрах и сантиметрах. Я – в удавах, попугаях и в попугаичьих крылышках. Вот только в тоннах мы считали слабовато. Тем более, сено.
Так что цифры эти были для нас совершенно абстрактными. А, значит, и ничего не значащими. Но следом за этим прозвучали слова о том, что с каждой роты остаётся по два курсанта. И в отпуск они поедут в августе…
В тот же момент из строя вылетел курсант Игорь Георгиогло. Почти одновременно с ним сделал два шага из строя и я. Вы спросите, чем мы тогда думали, когда делали эти шаги? А я откуда знаю! Но уж не головой, это точно! Когда это мы ею думали. Ведь голова курсанту нужна, для того чтобы носить головной убор, а не для всяких там… Ну, в общем вы понимаете, о чём я.
Ротный скептически оглядел наши тщедушные фигуры. И с явным сомнением спросил.
А косить-то вы умеете?
Странный вопрос! Уж что-что, а «откашивать» от работы мы умели ничуть не хуже любого другого курсанта с нашего курса. Игорь начал усердно кивать головой, пытаясь убедить ротного в том, в чём убедить его было невозможно. То, что косить мы не умеем, было ясно, как божий день. Мне же хватило ума ответить, по возможности, кратко.
Так точно. Умею. – Предусмотрительно не уточняя, что я умею делать: косить или «откашивать»…
Ротный махнул рукой. Возможно, мой ответ посеял в его душе семена сомнений?!
Ну, что ж, быть по сему. Подойдёте к капитану Мартьянову. Он уточнит вам задачу.
Сразу же после построения я отвёл в сторону Игоря. Мне было интересно пообщаться с человеком, который только что в присутствии, как минимум ста пятидесяти свидетелей, признался, что может рвать траву с помощью какого-то волшебного приспособления, называемого в народе «косой». То, что я только что сказал, то же самое, меня в данный момент не интересовало (ведь это не было обманом, а было лишь маленькой военной хитростью!).
Разумеется, выяснилось, что косить косой Игорь не умеет. Что и следовало ожидать. Но ему обязательно нужно было попасть в отпуск в августе потому что… Дальше я не слушал. Всё было и так ясно. Мне тоже обязательно нужно было попасть в отпуск именно в августе!
А я думал, что ты косить умеешь. – С лёгкой грустью в голосе произнёс, глядя на меня, Игорь.
Я уже начинал гордиться своим родным училищем. Прошло ещё меньше года, а мы уже даже думать начинали совершенно одинаково. Ведь то же самое я только что думал и об Игоре…
Вскоре нам с Игорем выдали две косы (как всегда без инструкции по применению на русском языке, и даже без инструкции на английском, что сразу же вызвало наши подозрения о китайском следе в стране-изготовителе этих кос). Два точильных бруска. И пожелали доброй охоты на новом пути. На вопрос, где нам искать травку, которую мы должны косить, капитан Мартьянов расплывчато ответил. Не буду приводить его слова, но смысл их заключался в том, что практически вся территория Кузьминского парка, окрестности Москвы и планета Земля в целом принадлежат теперь нам. Отныне и вовеки веков. Аминь!
Обкашивать планету Земля мы решили начать со Стенда (стрелково-спортивный комплекс для стендовой стрельбы, что располагался за забором нашего училища). Все необходимые разрешения вскоре были получены. И то время, когда на Стенде не проводились соревнования или тренировки, мы могли спокойно заниматься своим делом.
А вскоре выяснилось, что и во время стрельб ничто не мешало нам им заниматься. Заниматься делом. То есть, спать. Всё очень просто. Уже в первый же день нашего пребывания на Стенде, в самом конце стрельбища мы нашли старый заброшенный бункер. Привели его в порядок. И первые два или три дня усиленно занимались там физической подготовкой. Есть такое упражнение: жим подушки щекою. Вот именно это упражнение мы вполне успешно и выполняли первые дни в этом бункере. Вместо того чтобы махать косами в округе.
Все вы знаете басню Ивана Андреевича Крылова «Стрекоза и муравей». Нет, я не о новой версии этой басни, когда Муравей, возвращающийся с ночной смены из шахты, встречает Стрекозу с бриллиантовым ожерельем на шее, вылезающую из новенького Порша в потрясающе красивом вечернем платье. Смотрит на неё Муравей и говорит: «Так я и знал, что Крылов ту историю выдумал».
Нет, я о той самой истории, которую придумал дедушка Крылов. В старой версии. Помните?
Попрыгунья стрекоза
Лето красное пропела;
Оглянуться не успела,
Как зима катит в глаза.
Так вот, на третий день нашего пребывания в этом бункере, я вдруг обнаружил, что за всё это время мы не скосили ни одной травинки. И из тех самых, требуемых от нас восемнадцати тонн, мы не запасли ещё ни одного грамма сена. Разумеется, к этому открытию я не мог прийти просто так. Для этого нужен был особый дар. Или особое стечение обстоятельств. Или яблоко, упавшее на голову Ньютону. Или кирпич…
Так вот, поводом для моего открытия стало возвращение с соревнований спортивного взвода четвёртого «бата» (4-й батальон – тогда второкурсники). Помните, я рассказывал вам о спортвзводе? О занятиях спортом по индивидуальному плану, о дополнительном питании. Об освобождении от учебных занятий на весь второй курс. И о двух неделях, что должны были прибавить ребятам к летнему отпуску за первое место на Первенстве Округа по многоборью взводов. Как и обещал, я говорил вам правду. Одну только правду. Ничего, кроме правды. Но, разумеется, не всю правду.
Всё это так. Спортвзвод – это огромный, медовый пряник, о котором все мы (ну, если не все, то многие) тогда могли только мечтать. Огромный, преогромный пряник! При одном совершенно незначительном «если». Это «если» есть всегда, где-нибудь рядом с каждым большим пряником. И ты всегда можешь укусить этот большой и сладкий пряник, если…
Всё было бы в шоколаде (а пряник залит толстым, толстым слоем мёда), если бы ребята заняли ПЕРВОЕ МЕСТО. Я забыл вам сказать, что на протяжении семи лет до этого, наше училище год за годом занимало на Первенстве Округа по многоборью взводов исключительно ПЕРВОЕ МЕСТО. А ребята заняли третье.
Для командования училища это было равнозначно измене Родине. Скрытому пособничеству врагу и открытому саботажу. И кара за это последовала незамедлительно. И была эта кара многоходовой и исключительно тонкой. И изощрённой.
Ну, что ж. – Решил кто-то из отцов-командиров. – Не хотите занимать первые места в спорте. Занимайте последние в учёбе.
Ребятам из спортвзвода было предложено сдать сессию. Бывают в нашей в жизни предложения, от которых невозможно отказаться. Возможно, это был именно такой случай. Ну, и что из того, что весь второй курс ребята занимались спортом и на занятия не ходили?! Кого это могло интересовать?! Они сами сделали свой выбор, проиграв на соревнованиях.
Разумеется, сессия была успешно сдана. У некоторых курсантов даже получилось сдать её на положительные оценки. Не с первого раза, естественно. Те, у кого это получилось, поехали в отпуск. Конечно же, не на месяц, как их однокурсники из других взводов, а чуть меньше. Ну, тут уж не до жиру! Кое-кто из ребят вообще поехал в отпуск всего на две недели. При этом им было высказано всё, что о них думают их командиры. И поверьте мне, слова эти были не самыми ласковыми.
Да, ребят смешали с грязью. И опустили ниже некуда. А вины-то их, в общем-то, и не было. Разве только в том, что училище за последние годы было слишком избаловано первыми местами. Что многие просто забыли, какого труда, сил и самоотдачи всё это требовало от самих спортсменов. Что даже третье место на Первенстве Округа занять было, ой как непросто.
Вот именно это заставило меня немного задуматься о смысле жизни, о траве и о тех самых проклятых восемнадцати тоннах. Ведь ребят со спортвзвода же не наказали за то, что они не оправдали чьих-то надежд (если не ошибаюсь, военная педагогика и психология отвергают коллективные наказания, как самые низко результативные и бесполезные, если не сказать, вредные). Ребят просто поставили на место (тогда это называлось: «Мы вас научим Родину любить»). Нас же с Игорем за невыполнение почти боевого приказа (по заготовке травки и сушке её естественным образом) могли и наказать. Так, не сильно. Поотрезали бы все хвосты. Но, без сомнения, по самые головы.
Поэтому, начиная со следующего дня, я усиленно начал мучить свою косу. Мучиться сам. Мучить траву, что росла вокруг (а в тот год она вымахала на славу). И мучить Игоря. Хотя с Игорем у меня ничего не вышло. В один из дней, по моему настоянию, он попробовал косить (и в тот день мы махали косами довольно долго). Но ему это явно не понравилось. Глядя на свои мозоли, Игорь сказал, что если мне это так надо, то я могу косить траву и сам. А его лучше не трогать. Потому что трава живая и убивать её он не будет. По этическим соображениям. О том, что можно приплести ещё и религиозные убеждения он (что уж говорить обо мне!) тогда, видимо, ещё не знал.
Но с тех пор он целыми днями пропадал в нашем бункере. Отсыпался за весь прошедший год (и, похоже, на год вперёд). Читал какие-то журналы с картинками. И лишь иногда бегал в самоволку (в Москве у него были какие-то родственники). Но принимать участие в заготовке сена отказался категорически.
Я был в панике. Те две или три охапки сена, что я смог насушить за первую неделю, как-то явно не тянули на восемнадцать тонн (даже если бы я взвешивался вместе с ними). Представив, что за оставшиеся три недели я смогу только в три раза увеличить это количество, я окончательно впал в состояние затяжной депрессии. А в состоянии депрессии мне с каждой минутой всё больше и больше хотелось придушить своего напарника.
Я с тоской посмотрел на косу, что была в моих руках. Потом в сторону нашего убежища. В голову лезли самые кровожадные мысли. Хорошо ещё, что в раннем детстве отец научил меня, что в таком состоянии ни в коем случае нельзя оставаться одному. Нужно обязательно чем-то отвлечься (и быстренько накосить положенное количество травы). А лучше просто пойти к людям за помощью и советом (в крайнем случае, они могут понадобиться тебе, как свидетели). Я снова послушался его совета. Оставил косу прямо там, где только что стоял. И пошёл. Пошёл, куда глаза глядят. От греха подальше.
Мои глаза глядели в сторону Кузьминского парка. Я пошел в сторону прудов, но купаться не стал. В воде было слишком мокро. Совершенно случайно мой взгляд упал на двух косцов, которые синхронно и ритмично обкашивали огромную поляну недалеко от пруда. Это были Коля Киселёв и Серёжа Марчук из девятой роты. На меня они не обращали ни малейшего внимания.
Я невольно залюбовался их четкими, оточенными движениями. Это и вправду очень красиво, когда кто-то косит траву. Кто-то другой, а не ты. Через несколько минут ребята устроили небольшой перерыв (они оба не курили). Я набрался смелости и подошёл к ним. Мы разговорились. Естественно на производственные темы.
Выяснилось, что восемнадцать тонн сена должен сдать весь наш батальон. На роту приходится всего (всего!!!) по шесть тонн. И если будет хорошая погода, то уже через пару недель они свою норму выполнят…
Я до сих пор не знаю, почему ребята меня не прогнали. Почему взяли в свою компанию. Но уже со следующего дня я стал косить траву рядом с ними. Меня научили работать не руками, а всем туловищем (но первые дни эти уроки мало что давали, после отбоя я валился с ног от усталости и засыпал, как убитый). Научили отбивать косу (оказывается, её ещё нужно было и отбивать?!) и научили править её точильным бруском, так чтобы при этом не остаться без пальцев.
Уже через неделю я махал косой, как заправский косец. Правда, попадать по траве у меня всё равно ещё не получалось. Точнее, по траве я попадал. Но ещё чаще по кочкам.
В такие моменты на ум приходили неизвестные строчки неизвестного автора. И я часто декларировал их, когда никого не было рядом.
Раззудись плечо, размахнись рука,
Отвались нога, пропади всё на…
Глупые строчки, но они, словно сорняк, прилипли к моим извилинам. И я никак не мог от них избавиться. Как ни старался.
Да, Коля и Сергей оказались классными ребятами. Меня, словно магнитом, тянуло к ним. Мы просыпались в пятом часу утра (пока не сошла роса). Косили часов до восьми. Шли на завтрак. Затем весь день ворошили сено. Следили, чтобы сено не замочил дождь. На ночь собирали его в небольшие копны. Со временем косить у меня стало получаться. Но уследить за сеном, нет. Несколько раз моё сено основательно подмокало. Начинало «преть». И вся моя работа шла насмарку. Я не унывал, но свои «жалкие» шесть тонн сена насушить у меня всё никак не получалось.
С Игорем мы стали видеться гораздо реже. Мне стало неинтересно с ним общаться. И он это почувствовал. Было видно, что он переживает по этому поводу. Но ничего изменить в наших отношениях это не могло. Он пытался несколько раз подняться вместе с нами на утренний сенокос. Но вставать так рано было не слишком приятно. Да и косить ему так и не понравилось.
Перед очередными выходными Игорь позвонил своему дядьке, что работал (как оказалось) большим начальником в Министерстве сельского хозяйства. И в понедельник перед воротами училища стояли два новеньких КАМАЗа, доверху нагруженные золотистым, первоклассным сеном. Так закончилась наша «сенная» эпопея.
За успешное выполнение Приказа командования, проявленные при этом инициативу и смекалку, всем нам был объявлен дополнительный отпуск в пять суток. И он был приплюсован к основному отпуску. Кажется, это называлось счастьем?
