Глава 16. Прикидка
Отпуск, как всегда, пролетел незаметно. Ничего особенного в нём не произошло. Но зато, что я смог встретиться со своим другом Андреем Пименовым. За год учёбы в военно-морском училище он заметно повзрослел и возмужал. Чего не скажешь обо мне. Детства у меня в одном месте было всё ещё предостаточно. И даже когда на дне рождения нашей одноклассницы Ольги Овчинниковой мне посчастливилось потанцевать с Леной А., самой красивой девушкой из сборной нашего города по художественно гимнастике, я, в очередной раз, совершил чисто детскую ошибку. Нет, то, что я пригласил её на свидание, ошибкой не было. Всех самых красивых девушек я всегда приглашаю на свидания. По крайней мере, мысленно. Проблема заключалась в другом, никто ещё на мои приглашения не соглашался. Видимо, я слишком часто делал это в своих фантазиях, что постоянно забывал сделать наяву.
Самое удивительное заключалось в том, что Лена согласилась со мной встретиться. Весь вечер я готовился к своему первому свиданию. И всю ночь в моих неясных, но таких приятных снах, мне снилась Лена. На следующий день я прождал её больше часа у детской поликлиники на улице Гагарина. Удивительно, но она не пришла. Вообще-то я сообразительный. Уже через пятьдесят девять минут я догадался, что она не придёт. Что она всего лишь надо мной подшутила. Но только ещё через час у меня хватило решительности уйти со свидания. До самого последнего момента я надеялся, что она просто где-то задержалась. И вот-вот появится из-за угла ближайшего здания. Увы, чуда не произошло. Она не пришла.
Вы спросите, в чём же была моя ошибка? Ах, не спросите! Вам это совершенно не интересно. Ну, и не спрашивайте. А я всё равно отвечу. Ошибка моя заключалась в том, что я обвинял Лену в излишней жестокости (разве можно было так шутить над моими чувствами?!). В том, что она слишком самоуверенна (красота иногда делает девчонок такими несносными) и слишком привередлива (если немного перефразировать слова одной известной песни: ну и что из того, что я не красив наружно, зато я точно знал, что душой красив, как Аполлон). Да, я обвинял её во всех смертных грехах. Вместо того чтобы уточнить, у какой поликлиники мы должны были встретиться? Много лет спустя я узнал, что Лена прождала меня целых десять минут у поликлиники в третьем микрорайоне, что была рядом с её домом. И, естественно, была для неё единственно возможным местом встречи. Прождала совершенно напрасно, удивляясь наглости и необязательности кавалера, который так умолял её о встрече, но на свидание так и не пришёл. А счастье его было так возможно!
Да, как говорил в школьные годы мой одноклассник Артур Жегишев: «Был ты, Серёга, гадким утёнком. А стал гадским гадом»! При этом в устах Артура «гадский гад» звучало, как нечто среднее между Суперменом и Бэтменом. Звучало почти, что с восхищением. Хотя клей «Супермомент» и мышей Артур не любил.
На том самом свидании я чувствовал себя самым последним гадким утенком. На глаза наворачивались слёзы от обиды и разочарования. И я уезжал в училище, как в уходят в монастырь от мирских страстей и соблазнов. Подальше от всех этих девчонок, дискотек и несбыточных надежд. Я был уверен, что в училище снова стану нормальным человеком. И смогу всё это забыть. Но оказалось, что мои переживания в училище абсолютно никого не интересовали. Это было традиционным, но довольно эффективным лекарством от жалости к самому себе и своей нескладной судьбе. К тому же, приехав в родную роту, я снова почувствовал себя самым настоящим гадским гадом.
Прежде чем идти в канцелярию командира роты сдавать отпускной билет, я успел перекинуться парой слов со своими друзьями по взводу. Игорь Овсянников и Сергей Андреев рассказали мне последние новости. О том, что наш взводный Валерий Иванович Князев остаётся со взводом. Что спортвзвод сформирован на базе пятого взвода нашей роты, и командовать им будет кто-то другой. Рассказали о том, что пока я «развлекался в отпуске с девчонками» взвод не вылезал из нарядов по училищу и караулов (такова была судьба всех курсантов первого курса, когда второй и третий курсы уезжали в отпуск, а четвёртый курс – выпускался из училища, они тянули служебную лямку за все курсы). Рассказывали, как классно ходить в караулы в Ногинском учебном центре летом. И я понимал, что вся моя жизнь прошла мимо. Ведь я не испытал ничего из того, что выпало на долю моих однокурсников в этом августе. К тому же меня мучили угрызения совести, что в самые трудные дни меня не было рядом с моими друзьями. Я чувствовал себя самым последним гадским гадом. Но в этот самый момент я вдруг вспомнил прошедший отпуск. И поймал себя на мысли, что помимо угрызений совести где-то в глубине моей души зашевелилось ещё что-то. Это было какое-то новое ощущение. Ощущение того, что быть гадским гадом иногда бывает довольно приятно. Это было что-то новенькое.
Но именно с этим ощущением я направился в канцелярию командира роты докладывать о возвращении из отпуска (зимой всех возвращающихся из отпуска ответственный по роте офицер встречал за столом, установленным прямо напротив входа в казарму). Я постучался в дверь. В канцелярии, прямо напротив входа, у самого окна сидел командир роты. Слева от входа мой командир взвода капитан Князев. Справа командир первого взвода капитан Мартьянов. Остальных командиров взводов в канцелярии не было
- Разрешите войти? – Обратился я к ротному.
Григорий Николаевич поднял глаза от бумаг, что лежали перед ним на столе, и только кивнул головой в ответ.
- Товарищ капитан, курсант Карпов из отпуска прибыл. Во время отпуска замечаний и нарушений не имел.
Ротный внимательно посмотрел на меня. Кажется, я доложил всё совершенно правильно? Вместо «прибыл» не сказал «явился». Потому что уже твёрдо усвоил, что являются только приведения, а курсанты и поезда лишь прибывают (почему-то в этот момент мне вспомнился старый анекдот об Анне Карениной, лежащей на рельсах и поезде, прибытие которого задерживалось на трое суток). Мне показалось, что ротный словно бы даже обрадовался моему появлению. И в ответ поспешил обрадовать меня.
- Вас переводят в пятый взвод. Командир взвода уже в курсе.
Все вы прекрасно помните немую сцену в спектакле «Ревизор». В этот момент я превратился в одного из лучших актёров этой сцены. Я молчал так убедительно! Разве что руки не разводил в разные стороны от удивления. Дар речи вернулся ко мне не сразу. Совсем не сразу.
- Пятый же взвод спортивный?
Вопрос был явно риторический. Ротный пожал в ответ плечами. Он и так прекрасно это знал.
- Но я же не проходил отбор… - У меня никак не укладывалось в голове, чем я так провинился? И за что меня переводят из моего взвода? К тому же я прекрасно понимал, что человек я в общем-то неплохой. И совсем даже не гадский гад, как вы обо мне думаете. Вот только спортсмен из меня явно никудышный. И даже для меня самого это не было секретом…
А потом ротный что-то говорил о том, что наш третий взвод – лучший в роте. Что в этом есть доля и моих заслуг, ведь если я не забыл, то до сих пор всё ещё являюсь комсоргом взвода. Что в спортвзвод меня переводят по рекомендации моего командира взвода капитана Князева. И что переводят не как спортсмена, а в первую очередь, как комсорга. Что это партийное поручение (это-то с какого бока, ведь я ещё не был членом Партии?). А ещё, что мне оказано большое доверие. И что если взвод займёт на Первенстве первое место, значит, я оправдаю это доверие, исполню свой комсомольский долг и ещё что-то в том же духе.
Странно, но эту старую песню о «долгах» я где-то уже слышал (и сколько раз услышу ещё в будущем!). Мне было непонятно, откуда у меня накопилось столько долгов? Словно я родился не в обычном городском роддоме, а какой-то долговой яме. И теперь должен всему миру. Правда, мир абсолютно ничего не должен мне взамен.
- Да, но комсорга взвода выбирают, а не назначают. – Удивился я.
Ротный лишь усмехнулся. Он давно уже не был столь наивен.
Уже через несколько минут я был в своём новом взводе. Далеко идти не пришлось. Его расположение начиналось сразу же за дверью ротной канцелярии с левой стороны. Моим новым командиром оказался лейтенант Горлов Владимир Вячеславович (о том, что он Чемпион Вооружённых Сил по плаванию и офицерскому многоборью я узнал немного позднее). А командиром отделения (снова третьего) Валера Жуленко. Во взводе были Сергей Дёмин и Игорь Дерюгин. Но главное, среди своих новых товарищей я, к огромной своей радости, увидел своего «сенного» брата Колю Киселёва. Это было единственной хорошей новостью этого дня.
А уже через два дня мы сдавали свою первую «прикидку». Это были обычные «внутренние» соревнования, проводимые нашим новым командиром взвода с целью определения наших физических возможностей. И определения границ нашей физической немощи. Причем соревнования, разумеется, проводились по программе будущего Первенства.
И первым видом была стометровка. Сдавали мы её на строевом плацу. Стартовали от БОУПа (батальон обеспечения учебного процесса). Финишировали почти у самой трибуны, в центре плаца.
На стометровке я постарался не попасть в один забег с Игорем Дерюгиным и Колей Орловым. Рядом с этими лосями ловить мне было не чего. Но зато я сразу же обратил внимание на Андрея Трофимова. Его медлительность и удивительное спокойствие давали мне шанс предположить, что он был тем самым единственным курсантом, которого я мог бы опередить на этой дистанции. Просто я так быстро бегаю стометровку, что ещё никогда в жизни никого на ней не обгонял. А внешний вид Андрея давал мне такую малюсенькую надежду.
Увы, вся эта медлительность и спокойствие Андрея Станиславовича оказались лишь обычной маскировкой. Тогда я еще не знал, что во время войны его дед, Пётр Трофимов, служил в разведке (образ его деда лёг в основу фильма «Пакет», снятого по одноимённому рассказу Леонида Пантелеева) и Андрей умело скрывал за своей нарочитой медлительностью свой истинный темперамент и умение быстро и точно оценивать окружающую обстановку. И то, что именно стометровка всегда была его «коронной» дистанцией! Увы, тогда я этого ещё не знал.
Уже через мгновение после старта Андрей ушёл в такой отрыв, что всю оставшуюся дистанцию я видел только его спину и мелькающие где-то у горизонта пятки. Как после этого можно было верить людям?! И их внешнему виду.
Всё это было довольно странно. В этот раз я бежал явно быстрее ветра (ветер дул в другую сторону). И стартовал с положения лёжа не хуже Андрея. И сапоги мои были ничуть не тяжелее его. И секундомер показал время всего лишь чуть-чуть больше пятнадцати секунд. Но какое же время тогда показал мой напарник?! Нет, мне даже не хотелось этого знать! Я попытался успокоить себя. Внушить, что «сотка» всего лишь не моя дистанция. Вот если бы… Странно, но в какой дисциплине я смогу отличиться, в голову мне так и пришло.
Полосу препятствия я пробежал не хуже остальных. Но и не лучше. Такие же средненькие результаты были у меня и при метании гранаты (учебной Ф-1) на дальность. Ну, может быть, чуть выше средних.
Зато «трёшку» я пробежал легко. И с большим удовольствием. Эта дистанция мне всегда нравилась. И хотя я показал время 12 минут и 10 секунд (что было не слишком хорошим результатом), от самой дистанции я получил массу положительных эмоций. Нет, бегать мне всё-таки нравилось. Но только не на слишком маленькие дистанции. Потому что я всегда был уверен, что удовольствия должно быть много. И оно не должно заканчиваться слишком быстро.
Подъём переворотом тоже не стал для меня серьёзным испытанием. Если на сотке и полосе препятствий ловить мне было просто нечего, то силовые упражнения на перекладине не были для меня проблемой. Я научился делать подъём переворотом ещё в школе. И свои положенные восемь раз в сапогах делал на первом курсе, не слишком напрягаясь. Но на прикидке выяснилось, что по условиям выполнения упражнения необходимо фиксировать верхнее и нижнее положения по одной секунде (а, значит, отдыхать на перекладине запрещалось). Нужно «оттягивать» носочки и при этом улыбаться. Видимо улыбаться оказалось труднее всего, поэтому никаких особых рекордов, помнится, никто из нас тогда не показал.
И это при том, что на соревнованиях мы должны были выполнять это упражнение не менее 28 раз (100 очков). Но это только при условии, что мы будем больны на соревнованиях чумой, сибирской язвой или ящуром. Что у нас будут сломаны все руки, выпадут все зубу, и нам нечем будет держаться за перекладину. Потому что вообще-то мы должны делать ровно 78 подъёмов переворотом (150 очков). Большее количество не оценивалось. Меньшее не прощалось.
Всё это было для меня новостью. Но самое смешное было впереди.
Мы пошли в бассейн. Сдавать плавание. Как вы знаете, плаваю я очень даже не плохо. В том смысле, что не тону. В прошедшем летнем отпуске я осилил (опять же, с огромным удовольствием) дистанцию в два километра. И останавливаться на этом не собирался. Единственное, чему я так и не научился, так это плавать быстро. А ещё быстро бегать, быстро прыгать, быстро… Ну, в общем, любая девушка вам это подтвердит: я не тормоз, а всего лишь очень медленный газ.
Ну, ладно, что я ничего не умею делать быстро. Я мог бы сказать окружающим, что сто метром в бассейне (как и стометровка на плацу) всего лишь не мои дистанции. Вот несколько часов с девушкой в постели… Да, сказать можно было бы что угодно. Едва бы кто стал проверять мои слова. Но тут выяснилось, что я не умею ещё кое-что. Я не умею стартовать с «тумбочки» в бассейне.
Нет, я без особого страха прыгал «солдатиком» с трёхметровой вышки в воду. В состоянии ужаса (но ведь прыгал же!) делал шаг с пятиметровой вышки (это было обязательным условием нашей общефизической подготовки на первом курсе). Но высота одного метра была для меня совершенно непреодолимой.
Как вы знаете, после девятого класса, пытаясь крутануть «солнышко», я упал с перекладины. С высоты примерно двух метров. Проблема заключалась в том, что на этой высоте оказались лишь мои ноги. Голова оказалась гораздо ниже. Как ни странно, но мои пятки абсолютно ничего не запомнили о том падении. Чего не скажешь о голове. Она, словно фотоаппарат, запечатлела верхнюю точку падения (хотя для головы эта высота и была не более метра). А затем, кадр за кадром, момент неотвратимого приближения земли. И с тех пор я без особых проблем мог прыгать с практически любой высоты «солдатиком». С десяти, пятнадцати и даже двадцати сантиметров. Но прыгать головой вниз… Прыгать головой вниз тело отказывалось категорически. Животный ужас сковывал все клеточки моего тела железными узами. И я ничего не мог с этим поделать.
Я стоял на тумбочке. И никакая (даже потусторонняя) сила не могла столкнуть меня с неё в воду. Мне пришлось несколько раз прыгать в воду с бортика, чтобы хоть немного перебороть этот страх. Но всё это было бесполезно.
Командир взвода с лёгким сожалением смотрел на весь этот спектакль. Он уже догадывался, что всё это только цветочки. Но даже его фантазии не хватало для того, чтобы представить, какими будут ягодки.
В конце концов, пришлось стартовать и мне. На соседних дорожках плыли: Володя Анохин, Валера Жуленко, Стас Песков, Саша Смирнов и Олег Зорин. Стас Песков сразу ушёл в отрыв (ну, что с него взять, мастер спорта по плаванию!), остальные плыли похуже (а кое-кто и значительно похуже). Я успел это заметить, пока стоял на тумбочке. Потому что когда все уже плыли, я ещё только стартовал. А старт у меня явно занял чуть больше времени, чем полагалось.
Я не тянулся ни за теми, ни за другими. У них был свой график движения. У меня свой. По крайней мере, я из последних сил пытался убедить себя в этом.
К тому же ребята плыли на время. Я же просто плыл к финишу. Да и глупо было мне за ними тянуться. Что я не нормальный что ли?! Ведь уже на первом двадцатипятиметровом отрезке они ушли меня в отрыв метров на двадцать. На повороте я немного замешкался (секунд на десять, не больше), что дало им возможность ещё более чем вдвое увеличить разрыв между нами.
Дальше я уже практически не обращал на них внимания. Для меня они больше не существовали. Мне хватало и своих проблем с этими поворотами-разворотами. С этой водой, которая так и норовила попасть в рот и в нос. Я молотил по воде руками, как супермощная паровая машина (у которой просто закончилось супертопливо и поломались все гребные винты). И думал только об одном, как бы в мои котлы не попала забортная вода.
Командир взвода лейтенант Горлов Владимир Вячеславович с тоской смотрел на нового чемпиона бассейна. На секундомер он не смотрел уже больше минуты. Остальные ребята давно уже вылезли из воды. И только один маньяк из последних сил молотил руками по воде. Шла третья минута заплыва. Позади была почти половина дистанции. И командир взвода не верил своим глазам. У него просто не укладывалось в голове, что стометровку можно плыть ТАК ДОЛГО?!
