Глава 19. Штык-нож
Да, тысяча девятьсот восемьдесят второй год подходил к концу. До Нового года оставалось меньше недели. Двадцать шестого декабря нашу роту в полном составе отправили в Кузьминки на строительство нового универсама. Я забыл вам сказать: в школьные годы вместе со своими одноклассниками я занимался в учебно-производственном комбинате. Получил удостоверение штукатура-маляра (да ещё и плиточника-отделочника в придачу). Чем жутко гордился. Так что на строительстве универсама я работал почти по специальности. Вместе с другими курсантами я выносил из здания строительный мусор и подметал полы. А вы подумали о строительной специальности? Да, бог с вами! Когда это нас использовали по специальности?! Вместо того чтобы учиться военному делу настоящим образом, как учил дедушка Ленин, мы овладевали метлой и лопатой.
Но это ведь не генеральские дачи строить! Нам нравилось, что мы впервые в жизни делали настоящее мужское дело. Что мы что-то строили, а не только разрушали. Позднее на протяжении многих лет мы будем с гордостью проходить мимо здания этого универмага в Кузьминках. И чувствовать каждой клеточкой своей души свою причастность (пусть такую крошечную) к появлению на свет этого здания.
А ещё мы будем мечтать, что когда-нибудь соберёмся вот так же все вместе. И все вместе построим кому-нибудь из нас дом. Бесплатно, как на субботнике. Потом построим дом другому. Третьему. Всем. Построим все вместе. Потому что всем вместе это сделать совсем не трудно. Ведь строили же наши деды, вернувшись с войны, избы друг другу. Строили всем миром. И жили потом дружно всем миром. Невзирая на национальности, религиозные пристрастия и черты характера друг друга. Потому что ссориться после этого уже было невозможно. Ссориться всерьёз было невозможно.
Второго января, впервые за полтора года учёбы в училище, нас забыли разбудить. И встали мы только в восемь сорок, вместо восьми. Вы даже не представляете, какое это счастье поспать дополнительные сорок минут в курсантские годы! По какой-то непонятной причине увольнениями сегодня снова не пахнет. И мы уже начинаем забывать этот сладкий запах очередных увольнений. Но перед самым завтраком ко мне подходит Володя Савченко, секретарь ротной комсомольской организации. Есть билеты на экскурсию в Третьяковскую галерею. Хорошее это дело – Третьяковская галерея. Лишь один у неё недостаток – одна увольнительная записка на всех. И всё бы ничего, если бы мы все вместе поехали на экскурсию в Третьяковку. Но ведь у каждого есть свои дела. Свои планы. Нет только своей увольнительной записки (на старших курсах это уже не будет проблемой). Но кого это может удержать на втором-то курсе?!
Еду к своей новой знакомой из пединститута. Если честно, без увольнительной чувствую себя немного не в своей тарелке. Наглости-то уже немного прибавилось, а вот опыта убегать от патруля, к сожалению, нет (хотя в спортвзводе привычка бегать, кажется, становится хронической, и мы уже легко, не задумываясь, переходим с шага на бег и обратно). Но на Текстильщиках обхожу патруль по отработанной схеме. Делаю вид, что иду в их сторону, отдаю честь и резко поворачиваю в сторону ближайшего вагона метро. Место у патруля дюже гарное. В подземном переходе, на выходе из метро. Поэтому начальник патруля обычно не суетится по пустякам. Сбежал один курсант, так, сколько их ещё будет?!
А вот на Полежаевской всё гораздо печальнее. Это сейчас я такой умный (в том плане, что не красивый) и могу сообразить, что если на одной остановке стоит патруль, то мне (при отсутствии увольнительной записки) нужна совсем другая остановка. Ну, хотя бы следующая по маршруту движения троллейбуса. А никак не соседняя остановка.
Увы, тогда я был еще достаточно красив (а, значит, и достаточно глуп). На выходе из метро я замечаю целых два патруля. Вот ведь счастья привалило! Целых два патруля на одну троллейбусную остановку! Метрах в двадцати – другая остановка. Обхожу патруль стороной и останавливаюсь на ней. Начальники патрулей, два майора в лётной форме, с интересом смотрят за моими манёврами. Похоже, время несения службы у них закончилось, и они возвращаются в комендатуру. На лицах у них написано явное сомнение. С одной стороны оба майора и сами когда-то давным-давно были курсантами. И у них нет ни малейшего желания доставлять мне какие-либо неприятности. С другой стороны у них, видимо, сегодня не слишком большой улов нарушителей воинской дисциплины. А я выгляжу явным нарушителем. Которого просто необходимо отловить. И покарать. Но с третьей стороны, они чисто интуитивно чувствуют, что кремлёвцы, должно быть, не сдаются. Никогда не сдаются. В том смысле, что, не попробовав убежать. А бегать за мной им, похоже, очень даже не хочется.
Я смотрю то на часы, то на них (терять бдительность никак нельзя!). Они смотрят на меня. К их остановке подходит троллейбус, но они не уезжают. И мне это очень не нравится. Но наконец-то они принимают какое-то решение. Ко мне направляется один из патрульных.
Что делать? Бежать? Куда? На их остановку? То, что бежать нужно к следующей остановке, до меня не доходит. Как и то, что иногда можно и просто бежать. В любую сторону. В любую, противоположную от патруля, сторону.
Ко мне подходит солдатик явно первого месяца службы. Он весь такой чистенький, аккуратный, приглаженный и очень старательный. И немного напуганный, как и многие другие новобранцы, только-только призванные на службу.
- Товарищ курсант, вас вызывает начальник патруля. – Обращается он ко мне. Обращается, как положено по Уставу.
- Понял. – Отвечаю ему я. Явно перегрузили парнишку уставами, мелькает у меня в голове. Но я, как ни в чём ни бывало, отдаю ему распоряжение. Довольно неожиданное даже для меня. – Идите.
По логике вещей теперь, получив приказ, солдатик должен ответить: «Есть». И идти туда, куда ему указано. Тем более, солдатик первого месяца службы. Но на лице моего солдатика написано явное недоумение. Он стоит на месте. И не знает, что ему делать дальше. Приходится приходить ему на помощь.
- Вообще-то стойте (он и так стоит, как вкопанный). – Немного излишне театрализовано, смотрю на часы. – У меня сейчас нет времени. Идите, доложите начальнику патруля, что сейчас я не могу к нему прибыть.
Мой растерянный солдатик начинает вращать глазами в ожидании помощи. И я снова тут, как тут.
- Вы всё поняли? Повторите приказ!
Всё становится на место. Услышав волшебное слово «приказ», патрульный перестаёт сомневаться во всём на свете. Он торопливо повторяет.
- Доложить начальнику патруля, что вы сейчас не можете к нему прибыть.
- Всё правильно. Выполняйте.
- Есть. – Солдатик четко прикладывает руку к шапке. Поворачивается кругом. И почти строевым шагом направляется к начальнику патруля.
Начальник патруля ничего не понимает. Он не слышит нашего разговора, но прекрасно видит, что происходит что-то не то. И ему явно не понятно, почему я остаюсь на месте. И за что я отчитываю их патрульного.
К начальнику патруля подходит второй майор (до этого он стоял немного в сторонке, курил). Они оба выслушивают доклад своего патрульного. На их лицах появляются улыбки. Один из них шутливо грозит мне пальцем и пальцем же пытается подозвать меня. Я отрицательно мотаю головой в стороны. При этом всем своим видом даю понять, что я могу не только так хорошо стоять. Но и бегаю очень даже не плохо. Пусть и не так хорошо, как они и их подчинённые. Но и не так плохо, чтобы меня было легко поймать. В общем-то, повозиться придётся.
К моей остановке подходит троллейбус. Неспешно, стараясь сохранить вид почти уже офицера (второй курс, однако!), я поднимаюсь в салон. И уезжаю. Оба начальника патруля уже откровенно смеются над происшедшим. На прощание они машут мне руками. Я небрежно взмахиваю им в ответ. Да, когда-то давным-давно они тоже были курсантами...
И всё-таки, хороший праздник Новый год! Ведь если бы не Новый год, поехали бы мы на очередной выезд в Ногинск уже в субботу. А так, как белые люди, только в понедельник третьего января. Завтрак в пять тридцать. Выезд в семь. В крытых ЗИЛах ужасный холод. Но когда это холод мешал нашим курсантам сладко спать. На марше? Да, никогда! Просыпаемся мы уже в Ногинском учебном центре. Так как менять нам никого не пришлось, в честь неизвестно чего нас не стали высаживать, как обычно километров за пятнадцать-двадцать до учебного центра (для совершенствования маршевой выучки), а привезли прямо до казарм. Бывает же и в нашей жизни счастье (хотя счастье наше объясняется довольно просто: до начала плановых занятий остаются считанные минуты и на совершение марша времени у нас просто нет).
Мы забросили в казармы свои вещмешки. И сразу же после этого убыли на занятия по огневой подготовке. До обеда изучали АГС-17 «Пламя». Интересная игрушка! И стрелять из неё гораздо веселее, чем из автомата.
Во вторник начались тактические занятия с боевой стрельбой. Меня впервые назначают командовать войсками. Целым мотострелковым отделением! Правда, состоящим не из мотострелков, а из моих товарищей, курсантов. Ну, да где сейчас для всех командиров наберёшь мотострелков?! Занятие проходит на стрельбище. После короткого инструктажа мы занимаем пустые окопы. Готовимся к атаке.
Я дублирую команду руководителя стрельб.
- В атаку! Вперёд! – Голос мой звучит, как-то по-детски. Совсем не так, как должен звучать голос настоящего командира отделения. Но, кажется, на это никто не обращает внимания. Следом за боевой машиной пехоты все лихо бросаются в атаку. А что, идти в атаку совсем даже не страшно. Бежишь себе и бежишь. Поднимаются мишени, ты открываешь по ним огонь. Ничего сложного. Тем более что мишени не стреляют в ответ.
Наводчик оператор БМП уничтожает танк противника. Правда, чуть раньше, чем я подаю ему команду. Но и на это никто не обращает внимания. Преподаватели сейчас сосредоточены на соблюдении нами мер безопасности. К тому же уже поднимаются цели для пехоты, то есть для нас. Сначала пулемётный расчёт. Затем «бегунки».
Мы готовим гранаты. Чувствуется приличный мандраж. Нет, боевые гранаты мы уже один раз метали. «Эргэдэшки». Ручные наступательные гранаты. Как полагается, метали в движении. Перед броском передвинув сумку с противогазом на живот (преподаватели нам говорили, что противогаз сможет остановить осколок гранаты и спасти наши животы и наше мужское достоинство, мы верили в это с трудом, но испытывать судьбу всё равно никому не хотелось). После броска наклонив голову с каской. Да, всё это мы уже делали. Но раньше мы метали гранаты индивидуально, а не в составе отделения. К моему удивлению всё проходит без происшествий. И хотя в шинелях забросить гранаты подальше не получается, тренер мог бы нами гордиться (если ты всё детство играешь в снежки, а камень является не только оружием пролетариата, но и твоей любимой игрушкой, то научиться метать учебную гранату на дальность совсем не сложно; если ты полгода почти ежедневно занимаешься метанием учебных гранат на дальность, то и боевые гранаты ты будешь бросать на полном автопилоте, не стопорясь). Сегодня мы явно перевыполняем все мыслимые и немыслимые нормативы по дальности метания гранат. А что?! Это совсем не трудно, когда у вас в руках настоящая боевая граната. Но это я шучу. На самом деле, гранаты разрываются подозрительно близко. Метрах в двадцати, не дальше. И мне кажется настоящим чудом, что их осколки никого не задевают. Хотя один из осколков попадает в ствольную коробку моего автомата. Слышится противный визг рикошета.
Майор Смирнов, преподаватель огневой подготовки, с удивлением смотрит в мою сторону.
- Ничего себе, курсант, чуть было боёк гранаты не поймал. Не часто такое бывает.
Я не очень хорошо понимаю, о чём он говорит. Краем глаза замечаю небольшую царапину на ствольной коробке автомата, но в это время поднимается мишень танка. И мне нужно срочно подавать команду гранатомётчику.
- Гранатомётчику! – Истошно кричу я. – Ориентир второй. Влево пятьдесят дальше тридцать. Танк противника. Уничтожить!
В этот момент из моей головы совершенно улетучиваются все знания, полученные мною на занятиях по тактической и огневой подготовке. Все коэффициенты боевой эффективности для РПГ (реактивный противотанковый гранатомёт) в наступлении и в обороне. Что уничтожить танк одной гранатой нельзя. Но кого сейчас интересуют такие мелочи?! Игорь Маркеев первой гранатой попадает в мишень. А следом поражает и вторую. Учебный танк можно уничтожить и одной гранатой.
Кажется, я счастлив. Мы разбили всех врагов. И при этом у нас никто не убит и не ранен. Что нужно делать с ранеными и убитыми, мы ещё не проходили.
Мы залезаем в десантные отсеки БМП. И счастливые от того, что не нужно «чапать» пешком (ведь мы же мотострелки, а не пехота!), возвращаемся на исходный рубеж.
После обеда мы заступаем в караул. Но и он проходит без происшествий. Затем день занимаемся вождением БМП и бронетранспортёров на танкодроме. И всего лишь один день (обычно два) остаётся у нас на тактическую подготовку. Тема: «Оборона в лесу» Динамика боя увлекает. Мы не обращаем внимания на усиливающийся мороз. Нам весело. И это очень здорово, что кроме позиционной обороны есть ещё и маневренная. Маневренная оборона нам нравится больше. Но это только зимой. Ведь летом нет ничего приятнее, чем поспать где-нибудь под кустом в глухой позиционной обороне. Хотя мы научились спать и зимой. Это на первом курсе после суточного полевого выхода поутру ротный гулял по тактическому полю. И во все отверстия в сугробах, из которых поднимались тонюсенькие струйки теплого воздуха, забрасывал шашки с хлорпикрином. Уже через мгновение из-под сугроба вылетали очумелые курсанты. Нет, на втором курсе этот номер уже не проходил. На втором курсе мы уже спали в противогазах. Ведь, как говорил нам преподаватель ЗОМП (защита от оружия массового поражения), противогаз – лучшее косметическое средство. При его постоянном ношении кожа лица становится гладкой и хорошо увлажняется. Мы своим преподавателям верили. И спали в противогазах. А что, под снегом было тепло. Накроешь окоп плащ-палаткой. Оставишь небольшое отверстие для воздуха. И спи себе спокойно! Но ротный утром всё равно что-нибудь придумает. Вот ведь не спится человеку! А ведь, казалось бы, нашёл себе хорошенький окоп, накрылся бы плащ-палаткой…
После занятий традиционный марш-бросок. Шесть километров от тактического поля до учебного центра. Точнее даже не марш-бросок, а сказка. Обычная армейская сказка, сюжет которой извилист и непредсказуем, как полёт летучей мыши. Не самая весёлая сказка. Но главным сказочником в ней, как обычно, выступает командир взвода.
И начинается эта сказка с легкой двухкилометровой пробежки. А затем всё, как обычно.
- Противник справа. Взвод, на рубеж: кусты - овраг, к бою!
Выдвигаемся на указанный рубеж. Падаем в снег. Дыхание сбито, зато нас догоняют отставшие. Ещё два километра. Снова «противник», но уже слева. Ещё километр. «Вспышка справа»! Ещё семьсот метров.
- Взвод, к бою! На рубеж двадцать метров по-пластунски вперёд! Противник применил химическое оружие. Взвод, газы! В направлении опушки леса в атаку вперёд!
Так нас учат держаться на марш-броске всем вместе. И не отставать. Минут через пятнадцать мы возвращаемся на отметку 137,0 (западная граница учебного центра). К казармам подходим, как и полагается, с песней. Уставшие, но не побеждённые. Командир взвода объявляет всему личному составу взвода благодарность за отличное исполнение строевой песни. И напоследок приказывает выполнить по двадцать отжиманий. Вот так всегда! Идём сдавать оружие. И на обед.
После обеда занятия по военно-инженерной подготовке. Изучаем взрывное дело. Готовим заряды. Взрываем их. Классно!!!
А всё утро субботы обслуживаем боевую технику. После вождения, огневой и тактической подготовки ей досталось на полную катушку. Механики-водители из БОУПа (батальона обслуживания учебного процесса) всё ещё пытаются на нас покрикивать. Но уже всё реже и реже. Не первый курс, чай! Да и мы уже начинаем разбираться в технике без подсказок, хотя возиться с ней нравится далеко не многим.
После обеда сдаём казармы. И начинается марш в сторону родной столицы (если быть более точным, то всего лишь к нашей колонне машин, что, как обычно, ожидает нас километрах в пятнадцати-двадцати от учебного центра). Маршрут обычный: Починки – Ямкино – Воскресенское – Авдотьино. Мы идём рядом с Игорем Маркеевым. Потихоньку болтаем. За разговором время идёт незаметно. И через два часа встречаем первый батальон. Бедные, им ещё столько топать!
Через полчаса мы выходим к колонне машин. И через полтора часа уже в училище. Сдаем оружие. Ужинаем. И стоим в строю до двух часов ночи. Оказывается, кто-то из наших потерял штык-нож… Интересно, от того, что мы будем стоять в строю всю ночь, нож найдётся быстрее?
Весь следующий день продолжается «кровавое воскресенье». Мы сидим в казарме. Ротный проводит разбирательства. И увольнения наши накрылись медным тазом.
Командиры взводов уехали в Ногинск. Силами первого батальона они будут искать пропавший штык-нож. Вообще-то это первая потеря оружия у нас на курсе. И мы смутно представляем, чем всё это закончится? Наверное, кого-нибудь расстреляют?! Всех?
Взводные вернулись только вечером. Ничего не нашли. И в казарме явственно повисает какое-то тревожное ожидание. Что теперь будет, никто из нас не знает?
