Глава 28. Марш-бросок
Тридцатого июня около десяти часов утра мы приехали в Алабино. Через сорок минут началась мандатная комиссия. И почти сразу же после неё первые подразделения стали выходить на старт. На старт запускают повзводно через десять минут.
Мы бежим после балашихинцев. На Первенстве округа по военному многоборью взводов их команду сняли с соревнований за «подставы» (вместо курсантов второго курса было выставлено несколько старшекурсников). Но использование старшекурсников было скорее чьей-то глупой инициативой, чем хорошо продуманным решением. А вообще-то команда у «дорожников» (Московское высшее командное училище дорожных и инженерных войск) очень сильная. И сегодня они наши главные соперники. Это не является ни для кого из нас секретом.
За несколько минут до нашего старта начался небольшой дождь. Вообще-то дожди уже основательно всех достали. Ну, что это за лето?! Последний день июня, а тепла ещё толком и не было. Зато дождей более, чем в избытке. Хотя с другой стороны, бежать в дождь гораздо легче. Не так жарко.
Самую главную ошибку мы совершили уже на старте. Мы взяли слишком большой темп. Видно, сказался предстартовый мандраж. Или слишком большое желание победить. Да, стартовали мы повзводно, но результаты учитывалось у каждого индивидуально. Поэтому от каждого из нас зависела наша победа. И каждый старался выложиться до конца. Как оказалось позднее, совершенно забыв, о том, что мы не только спортсмены, но мы ещё и команда.
Где-то на середине дистанции выделилась группа лидеров. Коля Кравченко, Валера Сахащик и Коля Киселёв. Метрах в пяти от них обосновались Серёжа Рыбалко, Андрей Хажиев, наш взводный Володя Горлов, Саша Харченко и я. Остальные стали понемногу отставать. К этому времени дождь прекратился. Из-за облаков выглянуло солнце. И почти сразу же шоссе превратилось в дорогу смерти. Испарения и полуденное солнце, словно небесный бухгалтер, стали перебрасывать костяшки своих небесных счётов направо и налево. Отделяя живых от мёртвых. И это не было громкими словами. На последующих пятистах метрах «сломался» Саша Харченко. Он продолжил бег, но выпал из группы лидеров. Это было дурным знаком. Саня был одним из лучших бегунов во взводе. И если ему эта дистанция оказалась не по зубам, то, что тогда было говорить об остальных?
Следом за ним отстал наш командир взвода. Наша группа постепенно растягивается. Каждый бежит сам за себя. И нет привычных ведущих и ведомых. Нет того, что было у нас на каждой тренировке. Нет взаимовыручки и поддержки друг друга. Куда всё это подевалось? Какое-то безумие.
Никогда не бежалось так тяжело. Мы слишком быстро стартовали, не смогли втянуться в ритм бега и забыли друг о друге. У меня начинает кружиться голова. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это мой позвоночник даёт о себе знать. Напоминает: «Эй, человечишка, ты считаешь себя моим хозяином? У меня нет хозяина. Я сам по себе. И всё то, что ты делаешь, мне уже надоело». Я знаю, что будет дальше. Скоро я потеряю сознание. Не люблю, когда это происходит. Но это уже зависит не от меня.
В мозгу начинает пульсировать мысль. Она всего одна, но очень длинная. Какая-то бесконечно длинная мысль: «Нужно сходить с дистанции. Нужно остановиться. Иначе потеряю сознание. Нужно остановиться на одну минутку. Только на одну. А потом я побегу снова. Обязательно побегу». Да, я знаю, что нужно остановиться. Но ещё я знаю, что если остановлюсь, хотя бы на мгновение, тогда сразу же ватными станут, стёртые сапогами, ноги. Заболит, разбитая в кровь автоматом, спина. Но самое страшное, пропадёт та крошечная и загадочная искра в сердце, которая зовет тебя к финишу и позволяет забывать обо всех тяготах и невзгодах.
Я понимаю, что нужно смотреть вдаль. Но глаза смотрят только под ноги. Бегу на полном автопилоте. И у меня даже не хватает сил радоваться тому, что мой автопилот ещё работает. Боже, какая же парилка! Сейчас бы глоток свежего воздуха! За пару километров до финиша на ходу стираю пилоткой пот со лба. Неизвестно откуда, небольшой порыв ветра приносит свежую струю воздуха. Голова сразу же начинает кружиться. И мне моментально становится хуже, чем было до этого. Вот ведь, идиот! Минуту назад я мечтал об этом глотке свежего воздуха. Совершенно не думая о последствиях. Нет, нужно быть осторожнее в своих желаниях. Ведь иногда они имеют свойство сбываться…
Я перехожу на другой ритм дыхания. Два шага вдох. Два шага – глубокий, акцентированный выдох. Но это мало помогает. Кто это говорил, что стоит немного потерпеть и откроется второе дыхание? Сколько же можно терпеть?! Тем более что первое дыхание закончилось ещё пару километров назад, а второе даже и не собирается открываться…
Где-то за километр до финиша на обочине без сознания лежит Андрей Хажиев. С ним занимается подполковник Соколов с кафедры физподготовки. Нет, смотреть на обочину никак нельзя. Только вперёд. Только вперёд! Нужно еще докарабкаться до финиша.
Финишная прямая – это 800-метровый «тягун» (подъём в горку). Он забирает последние силы. Перед огневым рубежом на траве без сознания лежат Володя Савченко и Игорь Иванов. Интересно, они успели отстрелять или нет? Глупая мысль. Ответ на неё меня сейчас интересует меньше всего. Мне ещё самому нужно «отстреляться», а уж потом хоть трава не расти! Я падаю на огневом рубеже. Присоединяю магазин к автомату. Хорошо, что теперь мне не нужны никакие силы. Не нужно ничего не свете. Нужен лишь автомат, магазин с тремя патронами. И нужно восстановить дыхание. Обязательно восстановить дыхание. Время останавливается. И всё уходит в какое-то другое измерение…
Говорят, что природа компенсирует людям недостатки их достоинствами. Кто-то плохо видит, но взамен природа даёт этим людям хороший слух. Кто-то плохо слышит, но зато у него ума палата. Кто-то плохо ходит, но зато как замечательно летает. Глупости всё это! Природа – большая шутница. Иногда она отнимает у нас всё, что захочет. Совершенно забывая оставить нам что-нибудь взамен. Хотя бы для утешения. Вот мало того, что у меня нет музыкального слуха. Рисовать я не умею. Пишу с ошибками. Так ещё и танцевать не умею! Единственное, на что я не могу пожаловаться, так это на зрение. Чего уж там родители такого накуролесили, я не знаю. Но родился я с непонятным диагнозом. Родители называли это безобразие расширенным диапазоном зрения. Я хорошо видел вблизи. И очень хорошо видел вдали. Один окулист даже сделал в моей медицинской книжке смешную запись: «120% зрения». Это было очень обидно. Я понимаю, «119% зрения». Или «121%». Но почему именно 120? Правда, обидно.
В детстве отец частенько использовал мои способности в своих корыстных целях. Особенно на автобусной остановке. Когда из-за поворота появлялся автобус, отец демонстративно громко обращался ко мне и, этак равнодушно, спрашивал:
Сынок, а какой это автобус?
Я бросал мимолётный взгляд в сторону автобуса и, в зависимости от увиденного, говорил.
Семёрка (или другой номер).
Когда автобус, следующий по седьмому маршруту, останавливался на остановке, невольные зрители нашего спектакля почтительно расступались и давали отцу провести в салон автобуса своего дальнозоркого (но, увы, недальновидного) сына. А отец блаженно улыбался, купаясь в лучах славы и всеобщего почитания. Дескать, если у меня такой сын, то можете представить, какой у этого сына отец! Женщины в автобусе делали правильные выводы и с интересом посматривали в его сторону.
Так, дыхание восстановилось. После этого я снял автомат предохранителя. Поставил его в режим ведения одиночного огня. Дослал патрон в патронник и только после этого посмотрел в сторону мишени. Словно по волшебству, мишень приблизилась на расстояние вытянутой руки. Я делал выстрел и видел пробоину на мишени. Всё было, как обычно. Поэтому-то я и не любил стрелять из пистолета на двадцать пять метров и из автомата на сто. Было не интересно. Словно ты пальцем делаешь дырки в мишени. Никакой интриги. После третьего выстрела судья остановил секундомер.
Сегодня я выбежал и отстрелял из сорока шести минут. Сил радоваться этому у меня уже не было. А нужно было ещё скрести по сусекам. Искать там то, чего там быть уже не могло. Словно бы искать чёрную кошку в темной комнате, когда её там нет. Нужно было найти ещё капельку сил, чтобы встать с огневого рубежа. И освободить место для тех, кто будет стрелять следом…
Вечером было подведение итогов. На марш-броске с боевой стрельбой наше училище показало среднее время в пятьдесят три минуты, балашихинцы – пятьдесят семь минут. Средний процент попаданий: 70% у нас и 50% у балашихинцев. Но двух наших ребят отвезли в реанимацию. Они сошли с дистанции и штрафное время, которое нам за них добавили, отбросило наше училище на второе место. На третьем месте – разведрота из таманской дивизии.
Володя Горлов сразу же объявил нам, что сегодня после ужина у нас будет подготовка к зачёту с оценкой по «Деталям машин и подъёмному оборудованию». Сдаём послезавтра. Мы уже ничему не удивляемся. И больше не вспоминаем о приказе начальника училища об «автоматическом» выставлении нам оценок в этой сессии.
Всё понятно и без слов - второе место. Снова второе место! Мы все потрясены этой новостью. Но больше всех переживает наш командир взвода. Наше поражение Володя Горлов почему-то примеряет на себя лично. И, разговаривая тихо сам с собою, постоянно твердит одно и то же.
Постоянно второй. Почему я всегда лишь второй?
Коля Кравченко, самый старший во взводе (вообще-то, Димка Березовский на полгода его старше, но Димка – обычный курсант, а Коля – целый сержант) пытается его успокоить.
Товарищ лейтенант, но вы же были чемпионом Вооруженных Сил по плаванию. И по офицерскому многоборью! А, значит, были не только вторым.
Всё это логика, а с логикой у нашего командира взвода сегодня явно не лады. Он согласно кивает в ответ, а потом снова начинает вслух сокрушаться о своих вторых местах. Он, действительно, огорчен очень сильно. Что уж говорить о нас?! Мы просто убиты этой новостью.
На подведении итогов выступает полковник Конопля. Дмитрий Макарович рассказывает нам, какие мы молодцы. Оказывается, мы показали высокий моральный дух. А спортивный взвод ещё и продемонстрировал такие высокие спортивные результаты, что ни один другой взвод, из принимавших участие в Первенстве, даже хотя бы чуть-чуть не смог к ним приблизиться. Наш спортивный взвод выступил лучше всех. И даже лучше разведроты из таманской дивизии (в роте было всего тридцать шесть человек, поэтому её оценивали по двум показателям: как роту и как взвод, одновременно). И заслуженно занял первое место среди взводов. Но рота, к сожалению, заняла только второе место. А, значит, обещанных трёх суток мы не заслужили.
Это было действительно так. Дополнительных суток к отпуску мы и впрямь не заслужили. Но зато из этих соревнований мы вынесли один очень важный урок. Урок о том, что какими не были бы правила соревнований, мы должны НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАТЬ О ТОМ, ЧТО МЫ ОДНА КОМАНДА. Потому что, что жизнь - это не соревнования. И в реальной жизни команда оценивается не по первому, а по последнему её игроку, пересёкшему финишную черту. И начиная с этих соревнований, командир взвода изменил установку на наши тренировки. Теперь мы больше не доказывали друг другу свою крутизну. Упор в нашей подготовке был сделан на командные игры. И марш-броски взвода с этого дня оценивались только по последнему прибежавшему.
В субботу второго июля мы сдавали зачет по «Деталям машин». Зачет принимала Мария Карповна Месяц, удивительно красивая женщина лет тридцати. Многие из нас были тайно в неё влюблены, хотя она и казалась нам такой взрослой! Ведь ей было почти тридцать лет!
А, Карпов? Ну, садись рядом со мной. Давай, мы с тобой просто поговорим.
И мы просто поговорили о выражении передаточного числа. О модуле, шаге зацепления, делительном диаметре. И прочих глупостях. О чём еще мы могли говорить? Ну, не о погоде же!
На душе сразу отлегло. Это отвечать на билет я не мог. А поболтать мог о чём угодно. Вскоре зачет по деталям машин превратился в точную копию зачёта по высшей математике. Да, я понимаю, что нас должны были научить сдавать экзамены в любых условиях. В условиях хронического недосыпания и не менее хронической безграмотности. У нас должны были быть «добрые» преподаватели и настоящие «звери» (хороший полицейский – плохой полицейский). И в любых условиях, и любым преподавателям мы должны были научиться успешно «сдавать» свои посредственные знания на «хорошо» и «отлично». Ведь на то мы и были курсантами!
Но сегодня я получил ещё один урок жизни. Оказывается, экзамен - это не только проверка знаний, но ещё и последняя возможность преподавателю чему-то научить нас. Чему-то самому главному. Чему он не успел научить нас на занятиях.
Наш экзамен затянулся. На столах появились учебники. Мы стали о чём-то спорить. Решать какие-то задачи. Все, вместе обсуждая сложные вопросы.
Ну, иди. Ты у меня умница. Оценка «отлично». – Мария Карповна поставила в зачетку пятёрку. Протянула зачётную книжку мне. Она ослепительно улыбнулась на прощание (её улыбка была самой приятной оценкой сегодняшнего зачёта). И подсела к следующему курсанту.
После зачёта нас всех отпустили в увольнение. В первое увольнение после довольно длительного «сухого» закона. Я поехал домой. И в девятнадцать часов был уже на месте. Но чтобы вернуться обратно в училище к вечерней поверке, через полчаса мне пришлось уже бежать на электричку. Такое вот увольнение. Три часа на дорогу до Клина. Полчаса дома. И три часа обратно. Я успел лишь перекинуться с родителями парой слов. Новости были не весёлые. В воскресенье они собирались ехать в Токсино. Оказывается, умер дядя Валя Сычугов, муж отцовой сестры.
Интересная у него была судьба. Дядя Валя прошёл всю войну. От первого дня и до последнего. На фронте командовал танковым батальоном. Дослужился до майора. Вся грудь была в орденах (я видел на фотографии), хотя носить он их почему-то никогда не носил. Даже на праздники. А после войны пошёл работать обычным лесником в Завидовский заповедник. Построил большой дом (после той большой войны фронтовики почему-то не ждали, когда им дадут квартиры, а сами, своими руками, строили себе дома; себе и своим соседям; квартиры по льготной очереди - это было уже потом). У него было три сына и три дочери. И каждую весну дядя Валя высаживал в питомнике сотни маленьких сосен. Он говорил, что если мы будем только вырубать лес, то очень скоро будем жить на совсем другой планете. И эта жизнь нам вряд ли понравится.
Он жил спокойно и размеренно. Летом косил сено (я хорошо помню, как он отбивал косу у сарая), а мои двоюродные братья и сёстры его ворошили (при моём самом активном участии). Проводил санитарные вырубки. Знал в лесу каждое дерево. И, кажется, был счастлив. Потому что никогда и ни от кого ничего не ждал, а сам своими руками творил своё простое, человеческое счастье…
Так прошла эта неделя. Она была тяжелой во всех смыслах. Но кто говорил, что хорошие уроки даются нам бесплатно?! За всё в этой жизни приходится платить. Своими силами, своим здоровьем. Иногда своими близкими. Но только такие уроки запоминаются нами надолго. Может быть, на всю оставшуюся жизнь. А уроки, которые мы получили на этой неделе, того стоили.
