Глава 8. Медкнижка
На следующий день, после короткого отдыха, мы с Андреем вернулись на свой берег плавь. Через день – переплыли водохранилище туда обратно уже без отдыха. Потом Андрей занялся другими, более интересными на его взгляд, вещами. А я, как обычно, застрял в своём новом увлечении. Мне понравилось плавать. И вместо вечерних пробежек, которые были мне пока не по силам, я начал осваивать новую среду обитания. Воду.
Водохранилище было небольшим, около двухсот метров в диаметре. И вскоре я переплывал его уже по несколько раз туда и обратно. Я планировал проплыть свой первый километр, но в один из дней пошёл снег. Было ещё не холодно, но когда я вылез на берег, у меня почему-то закружилась голова. Так, совершенно незаметно для меня наступил ноябрь. Мне не понравилось это головокружение, и больше в эту осень в реке я не плавал.
Больше я не играл с ребятами в подвижные игры, не ходил в спортивную школу и не ездил заниматься в бассейн. Перестал ходить даже в театральную студию. Не то, чтобы мне было тяжело это делать. Просто не хотелось.
Но в это время с моими одноклассниками мы стали всё чаще задерживаться в кабинете НВП (начальной военной подготовки). Это не было «факультативом» или дополнительными занятиями, просто наш военрук Евгений Михайлович Гаврилов оставался с нами после уроков. И занимался с теми, кому это нравилось.
Мы стреляли в его кабинете из пневматических винтовок по мишеням. Изучали новые приборы радиационной и химической разведки. Откуда Евгений Михайлович умудрялся доставать приборы, которых в то время ещё не было даже в армии, до сих пор остаётся для меня загадкой. Но он считал, что учебно-материальная база любого учебного заведения должна не только идти в ногу с требованиями современности, но и обязательно их хотя бы немного опережать.
А ещё он учил нас сборке-разборке оружия. Я всегда был уверен, что для того, чтобы выполнять нормативы на «отлично», нужно просто научиться быстро шевелить руками. Спасибо моему тренеру из спортивной школы. Ещё год назад Георгий Леонидович сказал, что бег – это не только ноги, но и голова. Наш военрук, таким образом, не был первооткрывателем, сказав, что две руки хорошо, а две руки и голова – ещё лучше (спасибо хирургу из баграмского медсанбата: через много, много лет я узнаю, что две руки, голова и две ноги – это вообще замечательно!).
Потому что в ходе тренировок, сначала нужно научиться правильной технике движений по кратчайшей траектории в замедленном темпе. А уже потом начинать работать на время.
Уже тогда я подозревал, что время живёт какой-то своей жизнью. И не всегда подчиняется человеческим законам. Иногда дружит с людьми, и позволяет им сделать очень многое даже в самый крохотный свой отрезок. Иногда время тянется медленно и мучительно. А иногда убегает, как вода из ладоней. Его не вернёшь и не остановишь.
Но вот у самого времени есть свои законы. И когда мы начинаем относиться к ним с хотя бы небольшим уважением, время дарит нам поистине царские подарки. Нужно лишь познакомиться с этими законами и научиться использовать их во благо.
Да, я уже говорил вам, что наш военрук окончил Московское пехотное училище имени Верховного Совета РСФСР (Московское ВОКУ, а с 2004 года – Московское ВВКУ, высшее военное командное училище). Он то и подсказал, что для успешной сдачи вступительных экзаменов в это училище, мне было бы неплохо окончить подготовительные курсы в МАДИ (Московский автодорожный институт). По словам Евгения Михайловича, общегражданские предметы в МосВОКУ и МАДИ преподаются, чуть ли не по одной программе. И не случайно, после окончания МосВОКУ, выпускники получают гражданскую специальность инженера по эксплуатации колёсных и гусеничных машин.
Звучало это несколько странно, но, тем не менее, уже в ноябре мы с Пинским (Андреем Пименовым) поступили на эти курсы. Получили очень толковые методические разработки по математике, физике и планы сочинений по литературе. Занятия в институте проводились раз в неделю. И каждый месяц мы получали контрольные работы. Я частенько обращался за помощью к своей соседке по парте, Ленке Ульяновой. Она у нас всегда была круглой отличницей, так что с контрольными проблем у меня не было.
Забавно, ещё первого сентября её мама и наш классный руководитель Эмилия Семёновна решила поиграть с нами в демократию. Сказала, что раньше мы были маленькими, и поэтому нас так посадили за парты: мальчика с девочкой. Теперь, в выпускном классе, все мы стали взрослыми. И можем сами выбрать, с кем нам сидеть за партой. Похоже, всё мы оказались даже более взрослыми, чем об этом могла подумать наша учительница. Кроме Севки Лёхина, который пересел к своему лучшему другу Юрке Соколову, все остальные остались на старых местах.
В декабре в школе пошла полоса олимпиад по физике, химии и математике. От нечего делать (это было первой и главной причиной) я решил принять в них участие. Ещё в театральной студии наш режиссёр Наталья Ивановна Левина заставляла нас внимательно наблюдать за окружающими нас людьми, чтобы позднее можно было переносить эти наблюдения на сцену. Как-то ненароком на одной из контрольных по алгебре я заметил, что когда моя соседка Ленка начинала немного сомневаться в правильности своего решения, она предпочитала вообще не записывать ответ. Ссылаясь на то, что просто не успела решить эту задачу. Я долго ломал голову, в чём здесь была проблема. И лишь через несколько дней понял, что на Ленке весит огромный груз комплексов. Она всегда была круглой отличницей, и где-то в глубине души у неё всегда прятался страх, что когда-нибудь кто-нибудь увидит, что она что-то не знает. Это было так странно?! Ведь человек не может знать ответов на все вопросы, которые перед ним ставит жизнь. И не должен их знать! Ведь иначе ему будет так скучно жить! Да и будет ли тогда у него смысл жить?
Я в этом плане никогда не комплексовал. Даже если абсолютно не представлял правильного решения, я всегда оставлял на листе бумаги следы своих попыток найти правильное решение. Иногда эти следы были извилисты и непредсказуемы, как полёт летучей мыши. Но они всегда оставались на бумаге. У Ленки в таком случае оставался лишь чистый лист.
Я попытался поставить себя на место комиссии, проверяющей работы участников олимпиад. На олимпиады выносился материал более трудный, чем мы изучали на уроках. И он был больше рассчитан не на знания, полученные нами в школе, а на наш кругозор. Поэтому возможность победить в олимпиаде была примерно равной, как у отличников, так и у хорошистов. Но я пришел к забавному выводу, что у оболтуса, пытающегося решить задачи олимпиады и оставляющего на бумаге следы этих попыток (некоторые из них совершенно случайно могут оказаться и верными), шансов победить гораздо больше, чем у круглого отличника, который боится дать неправильный ответ (и поэтому сдающего чистый лист).
Для подтверждения этой теории мне нужно было провести несколько экспериментов. Это было второй причиной, по которой я пошёл на эти олимпиады. Кажется, теория была верна. Совершенно неожиданно для окружающих (и, тем более, для самого себя) я занял первые места на школьных олимпиадах по физике, химии и математике. И всё-таки для чистоты эксперимента нужно было расширить количество опытов.
Выяснилось, что моя теория верна только на самом начальном этапе. В условиях конкретной школы и личностных особенностей вполне конкретных участников олимпиады. На уровне городских олимпиад большее значение играл уровень интеллекта участников, а не страхи того, что кто-то узнает о том, что кто-то чего-то не знает.
Так что ловить мне там было не чего. Я занял вторые места по физике и химии. И третье место по математике. На этом интерес к этому эксперименту у меня пропал. Но он имел ещё небольшое продолжение.
Я даже не знаю, как звали парнишку, который занял первое место на городской олимпиаде по химии. Но когда нужно было ехать на областную олимпиаду, он заболел. И я вполне официально поехал вместо него.
Областная олимпиада проводилась в здании Московского государственного университета. Вот там-то мне точно ловить было не чего. На фоне учащихся специализированных школ с углубленным изучением химии, самородки, типа меня, больше были похожи на коровьи лепёшки, чем на драгоценные самоцветы. Тем не менее, после окончания олимпиады небольшую группу участников, и меня в их числе, отвели в одну из аудиторий и объявили нам, что по итогам проведения олимпиады все мы зачислены на какой-то химический факультет МГУ. Это было довольно странно, ведь за это время, они не могли проверить все работы. Хотя в ходе самой олимпиады преподаватели проходили по рядам и просматривали наши работы, делая какие-то отметки в своих блокнотах.
Как бы то ни было, но эпопея с олимпиадами успешно завершилась. Это было не самое трудное занятие. Самое трудное было впереди. Медицинская комиссия по отбору кандидатов для поступления в высшие военные училища.
К этому времени из командировки в США вернулась наша «классная мама» Галина Ивановна Милокостова. Но нашим классным руководителем её уже не поставили. Оба брата Галины Ивановны были выпускниками Московского ВОКУ. Я тогда ещё не знал об этом. Но к тому времени уже твёрдо решил, что если и буду поступать в военное училище, то только в Московское высшее общевойсковое командное училище. Загвоздка была только в одном – в прохождении медкомиссии. С моим позвоночником это было совершенно нереально. По крайней мере, я так думал.
К тому же выяснилось, что кандидату, поступающему в высшее военное училище на первое сентября года поступления должно обязательно исполниться семнадцать лет. А мои семнадцать лет исполнялись лишь девятого сентября. Какие-то восемь дней превратились в проблему?! Но проблема разрешилась на удивление легко. По совету военкома я написал письмо на имя Министра Обороны, и примерно через две недели пришёл ответ за подписью какого-то генерала, разрешающий «Карпову С.И. в порядке исключения поступать в военное училище, если он отвечает остальным требованиям».
Вот с «остальными требованиями» и были проблемы. Помощь пришла с самой неожиданной стороны. В Афганистане к тому времени уже два года шла война. Я и многие мои ровесники даже и не задумывались о том, что она может со временем коснуться и нас. А вот родители наши уже чувствовали её дыхание. Мой отец всегда с большим уважением относился к военным. Он всегда с теплотой вспоминал свои три года срочной службы, что прошли недалеко от станции Бобр в Белоруссии. И, тем не менее, однажды в сердцах он произнёс, что лучше бы я был пастухом, чем военным. Сейчас я понимаю, с чем это было связано. Тогда же это казалось мне немного странным.
Я начал постепенно готовить родителей к мысли, что собираюсь поступать в военное училище. И однажды, как бы между делом, поинтересовался у мамы, кто у нас раньше всех уходит на пенсию. Мама, не задумываясь, ответила:
- Балерины и военные.
- Тогда, хочу быть военным. – Сказал я.
- Глупенький. – Улыбнулась мама. – Лучше бы ты хотел балерин.
Да, мои родители не хотели, чтобы я стал офицером. Они слишком хорошо знали, что такое безотцовщина. Сами росли без отцов. И знали, как быстро и легко любая война забирает самых близких и родных тебе людей. Думаю, что они просто боялись меня потерять.
Но если я мечтал поступать в военное училище, то отец не хотел наступать на горло моей мечте. Он надеялся, что меня просто не возьмут в военное училище (дядю Лёшу же не взяли, а он был куда умнее меня!). Тем более, в училище имени Верховного Совета. Отец был уверен, что там учатся только небожители. Но именно он подсказал мне решение моей самой большой проблемы.
Как-то вечером между делом он как-то совершенно спокойно, словно разговаривал сам с собой, произнёс.
- Приписное свидетельство ты получал ещё до травмы. О твоём позвоночнике в военкомате не знают. И если твоя медицинская карточка случайно потеряется…
Дальше можно было не продолжать. Птица-говорун не случайно отличается умом и сообразительностью. Я всё понял без лишних слов. И сразу же догадался, как это сделать. Но отец сказал ещё несколько слов.
- С твоей травмой в военные училища обычно не поступают, так что врачи на медкомиссии могут её и не заметить. Как говорится, самые тёмные дела творятся под фонарями. Самые большие проблемы иногда бывает проще всего спрятать. Главное, сам об этом не думай. Сделай вид, что ты самый здоровый человек на свете. И тогда у тебя появится шанс.
Через два дня я пошёл в нашу поликлинику. Под предлогом обращения к какому-то врачу, получил в регистратуре свою медицинскую книжку. Поднялся на второй этаж. Сделал круг почёта. Положил медкнижку в карман. И вышел из поликлиники. В тот же день со всеми полагающимися воинскими почестями она была похоронена в мусорном ведре. А через неделю я снова пришёл в поликлинику. Обратился в регистратуру за своей медицинской книжкой. Возмущаться, что её не нашли не стал. А дождался, когда мне заведут новую книжку.
В общем, изобретать велосипед не пришлось. Но совет отца оказался просто уникальным. Позднее, уже в офицерские годы, когда в моей медицинской книжке накапливалось чересчур много лишних записей, она совершенно случайно «терялась». Догадываюсь, что не только у меня одного. В наших военно-медицинских учреждениях информация с медицинских книжек не дублировалась, а если где-то и оставалась, то никогда не сводилась воедино без особой на то надобности. Другими словами, практически никогда. И с новой медицинской книжкой ты оказывался здоровым, как новорожденный младенец. И мог начать свою жизнь сначала.
Медкомиссию я прошёл «на ура». Я был настолько уверен в своём абсолютном здоровье, что у врачей не закралось ни малейших сомнений на этот счёт. Хорошую службу сыграла запись в моём приписном свидетельстве о том, что я приписан к военно-морскому флоту. Видимо, это означало, что со здоровьем у меня всё нормально (хотя эта запись и была сделана ещё два года назад, и за год до получения мною травмы). Но медкомиссию я прошёл. Я чувствовал себя победителем. И был на седьмом небе от счастья.
На этой волне эйфории я снова начал понемногу бегать. Четыре, шесть, восемь километров. В начале мая подобрался к дистанции в тридцать километров. И хотя мой бег больше походил на спортивную ходьбу (я бегал почти вдвое медленнее, чем раньше – выходило около семи минут на километр), я был доволен и этому результату. Я пытался замахнуться на те дистанции, которые раньше были мне по зубам (32 и 34 километра) и даже на чуть большие. Но после «тридцатки» у меня начинало сводить мышцы ног и мысли о марафоне (а они сидели в моей голове с первого дня моего пребывания в спортивной школе) мне пришлось отложить до лучших времён.
Незаметно подкрались выпускные экзамены. Последние полгода мы писали ответы на вопросы выпускных экзаменов. Устраивали тренировочные экзамены. Так что со сдачей экзаменов проблем не возникло. Самое забавное для меня произошло на экзамене по иностранному языку.
В ночь перед экзаменом мне приснился сон об альтернативных вопросах. В холодном поту я проснулся посреди ночи. Начал листать свои учебники и тетради, чтобы узнать, что это такое. Оказывается, это самые любимые вопросы, которые обычно преподаватели задают двоечникам, когда пытаются вытянуть этих горемык на экзамене хотя бы на «тройку». Что-то типа: «А не в вольтах ли измеряется напряжение? Не так ли»?
Год назад на факультативе по английскому языку мы проходили эти вопросы. Помнится, они были любимыми и у нашей «англичанки».
На экзамене мне достались совсем другие вопросы. Но я смог ввернуть в них и несколько вопросов альтернативных. Было видно, как потеплели глаза нашей «англичанки». За ответ мне поставили пятёрку. С учётом того, что две четверти в году по английскому у меня были четвёрки, а две четверти – пятёрки, итоговой за год поставили «отлично».
Сейчас я думаю, что на пятёрку я английский, конечно же, не знал. Скорее всего, это было лишь подарком от моих учителей. Но я до сих пор помню, как летел домой после экзаменов, словно на крыльях. И я никогда раньше не был так счастлив.
А потом был выпускной вечер. В самом его начале наш классный руководитель Эмилия Семёновна отвела меня в сторону. И сказала, что я, конечно, молодец (в учёбе), но ещё и последняя сволочь (по жизни). Сказала, что в меня были влюблены какие-то девчонки (аналитический склад ума с чувством глубокого удовлетворения подсказал, что девчонки – это значит больше, чем одна). А я – последний бесчувственный болван, который ни одной из них не ответил взаимностью.
Помнится, тогда я не придал этим словам большого значения. Вот уже два года наша компания дружила с девчатами из сборной по художественной гимнастике. С Леной Андреевой, Любой Челышевой и Инной Глебовой – самыми красивыми девушками нашего города. Рядом с такими девчатами невозможно было обращать внимание на кого-нибудь ещё. И уж, тем более, влюбляться. К тому же я в то время и вообще ещё не знал, что это такое – влюбляться?!
После выпускного вечера я проплыл свой первый километр. Перед экзаменами несколько ребят из нашего класса побились о заклад, что если они успешно сдадут выпускные экзамены (границы успешности у каждого были свои, но почти все из нас их преодолели), то тоже переплывут водохранилище (кто по разу, кто больше). Но кроме Андрея никто больше не составил мне компанию. У ребят нашлись какие-то другие, более важные, занятия.
А через две недели после этого все мы разъехались в разные стороны. Сдавать вступительные экзамены. Андрей поехал в Севастополь, поступать в высшее военно-морское училище имени Нахимова. Юрка Соколов в Даугавпилское авиационное инженерное училище. Севка Лёхин, Андрей Ермолаев, Лёшка Пересыпкин, Юрка Ключников – в МАДИ. Артур Жегишев в МАИ. Моя соседка по парте Лена Ульянова – в МГУ.
Я же поехал сдавать вступительные экзамены в своё училище. Все вокруг называли его «кремлёвским». И я наивно полагал, что раз так, то и экзамены придется сдавать если уж не в Кремле, то, по крайней мере, не дальше, чем на Красной площади. В военкомате лишь улыбнулись моей наивности. И направили меня в Ногинск.
В Ногинск?
